Я:
— Вы серьезно?
Доктор Нельсон:
— В твоей семье есть случаи психических расстройств?
Я:
— Да. Моя двоюродная сестра думает, что ей двадцать один. А тётя считает себя восемнадцатилетней. Я их обоих называю психически неуравновешенными.
Доктор Нельсон:
— Ты сейчас или прежде пила или злоупотребляла кофеином, алкоголем, никотином, кокаином, амфетаминами или опиатами?
Я:
— О, да. Все и сразу. А чем еще мне заниматься в школьном коридоре? По факту, мне лучше бы забрать свою заначку у ваших «копов по найму», когда я буду выходить отсюда.
Наконец-то он поднял глаза от своего файла на коленях и посмотрел на меня.
— Знаешь, ты себе не помогаешь. Самый быстрый путь для тебя, чтобы выйти отсюда, это сотрудничать. Помоги мне помочь тебе.
Я вздохнула, пялясь на его значительного размера проплешину, блестящую на свету.
— Я знаю. Но вы должны помочь мне остановить мои панические атаки, так ведь? Но никто из персонала, — я посмотрела на файл, который так отчаянно хотела прочесть, — и пальцем не пошевелил, чтобы объяснить причину моего здесь нахождения.
Доктор нахмурился, сжимая губы в еще более плотную линию.
— К сожалению, всегда есть предварительные действия. Иногда употребление наркотиков ради развлечения может привести к симптомам, похожим на твои, и мне нужно выяснить это прежде, чем мы продолжим. Так что не могла бы ты просто отвечать на вопросы?
— Ладно. — Если он на самом деле мог помочь мне, я была готова вылечиться, а потом убраться отсюда. Коротко и ясно. — Я пью колу, как и каждый подросток на планете. — Я помолчала, задавшись вопросом, как много после этого он расскажет тёте и дяде. — И однажды пробовала пиво. Один раз летом. — У нас было только одно, так что мы с Эммой выпили его напополам.
— И все?
— Да. — Я не была уверена, доволен ли он моим ответом, или тайно посмеивается над тем, насколько дефектная у меня социальная жизнь.
— Ладно… — Доктор Нельсон снова записал что-то в файле, затем перевернул на следующую страницу слишком быстро, чтобы я могла прочесть. — Эти следующие вопросы более специфически направлены на твои проблемы. Если ты не ответишь честно, ты ограничишь нас обоих. Поняла?
— Конечно. — Пофиг.
— Ты когда-нибудь верила в сверхспособности? Например, возможность контролировать погоду?
Я громко прыснула со смеху. Не смогла сдержаться. Если это был симптом сумасшествия, тогда, вполне возможно, я была здорова.
— Нет, я не думаю, что могу контролировать погоду. Или летать, или задавать направление земной орбите. Никаких суперсил.
Доктор Нельсон только кивнул, затем снова посмотрел в файл.
— Было ли время, когда люди доставали тебя?
Чувствуя облегчение с каждой секундой, я сместилась на одно бедро, опершись рукой о кресло.
— Эм… Вполне уверена, моя учительница по химии терпеть меня не может, но она всех ненавидит, так что не думаю, что это что-то личное.
Он еще что-то записал.
— Ты когда-нибудь слышала голоса, которые никто не мог слышать?
— Нет.
Это был легкий вопрос.
Доктор Нельсон почесал плешь короткими, аккуратно постриженными ноготками.
— Твоя семья или друзья когда-нибудь утверждали, что сказанное тобой необычно?
— Вы имеете в виду, говорю ли я то, в чем нет смысла? — спросила я, и он кивнул, никак не задетый вопросом. — Разве что на уроке французского.
— Ты когда-нибудь видела то, что не могли видеть другие?
Мое сердце ухнуло в желудок, а улыбка растаяла, словно леденец в августовскую жару.
— Кейли?
Я скрестила руки на груди и попыталась проигнорировать страх, клубящийся вокруг меня, словно отголосок воспоминания от темного тумана.
— Ладно, слушайте, если я отвечу честно, это покажется бредом. Но тот факт, что я знаю, что это значит, не делает меня сумасшедшей, правильно? — Густые седые брови доктора Нельсона полезли вверх.
— Сумасшедшая — не диагноз, и не термин, который мы бы использовали здесь.
— Но вы знаете, что я подразумеваю, так ведь?
Вместо ответа он скрестил ноги в коленях и откинулся на спинку стула.
— Давай поговорим о панических атаках. Что стало причиной той, что ты испытала в торговом центре?
Я закрыла глаза. Он не сможет помочь тебе, если ты солжешь. Но не было и гарантии того, что он поможет мне, если я скажу правду.
Мы ни к чему не приходим…
— Я видела ребенка в инвалидном кресле, и у меня появилось ужасающее чувство того, что… что он скоро умрет.
Доктор Нельсон нахмурился, его карандаш замер над файлом.
— Почему ты подумала, что он умрет?
Я пожала плечами и несчастно уставилась на свои руки на коленях.
— Не знаю. Было просто такое странное сильное чувство. Словно тогда, когда вы можете сказать, что кто-то смотрит на вас. Или стоит у вас за плечом?
Несколько секунд он молчал, и слышно было лишь царапанье карандаша по бумаге. Затем доктор поднял взгляд.
— Значит, ты видела то, что не видят другие?
Ах, да. Изначальный вопрос.
— Тени.
— Ты видела тени? Откуда ты знаешь, что их больше никто не видел?
— Потому что если бы кто-то еще увидел то, что видела я, я бы не оказалась в центре внимания. — Даже если бы визжала так, что могла разорвать мозг. — Я видела, как тени сгустились вокруг ребенка в инвалидном кресле, но не прикасались больше ни к кому. — Я начала рассказывать ему остальное. Про туман и то, что клубилось и корчилось в нем.
Но затем хмурость доктора Нельсона исчезла, превратившись в терпеливый, покровительственный взгляд — снисходительное выражение, которое за время нахождения в Лейксайд я увидела довольно. Он считал меня сумасшедшей.
— Кейли, ты описываешь видения и галлюцинации. Сейчас, если ты на самом деле не употребляла наркотики и твой анализ крови это подтвердит, есть несколько других причин для твоих симптомов…
— Например? — потребовала я. Ощутила, как на горле ускорился пульс, а зубы сжались так сильно, что челюсти начали болеть.
— Ну, еще рано делать предположения, но после…
— Договаривайте. Пожалуйста. Если вы собираетесь сказать мне, что я сумасшедшая, по крайней мере, скажите, что именно со мной не так.
Доктор Нельсон вздохнул и закрыл файл.
— Твои симптомы могут оказаться вторичными проявлениями депрессии, или даже сильной тревоги…
Но было что-то, чего он не хотел говорить. Я видела это в его глазах.
— Что еще?
— Это могло быть одной из форм шизофрении, но это если очень забегать вперед. Нам нужно сделать больше тестов…
Но после этого я больше не слушала. Всего одним словом он со скрипом тормозов остановил мою жизнь и бросил мое будущее в неясный шторм неуверенности. Невозможности. Если я была сумасшедшей, как вообще возможно, что я могла стать кем-то еще? Когда-либо.
— Когда я смогу уехать домой? — Густая тьма внутри меня выходила из-под контроля, и все, чего мне в этот момент хотелось, это свернуться на кровати и провалиться в сон. Как можно дольше.
— Как только мы определим диагноз и выберем сбалансированное лечение…
— Как долго?
— Минимум две недели.
Я встала и практически потеряла равновесие из-за омывающей меня безнадежности. Останутся ли у меня друзья, если об этом узнают? Стану ли я теперь сумасшедшей девочкой в школе? Той, о ком все шепчутся? Вернусь ли я вообще в школу?
Но если я на самом деле была сумасшедшей, какая разница?
Мои следующие четыре дня в Лейксайд превратили фразу «умирать от скуки» в возможность воплотить ее в жизнь. Если бы не записка от Эммы, которую принес дядя Брендон, я бы уже полностью сдалась. Но весточка от нее, осознание, что она не забыла обо мне — и не сказала никому, где я находилась — вернули мне надежду на жизнь за пределами Лейксайд. Вернула значение вещам.