Итак, утро, Выхино, час пик. В любое время года в будние дни огромный поток людей каждое утро движется ко входу в метро. Пассажиры медленно просачиваются через турникеты и заполняют собой узкую платформу. Именно по утрам эта платформа кажется узкой. На самом деле она обычная, как все другие платформы на остальных станциях. Но сейчас люди стоят, прижавшись друг ко другу, в ожидании поезда. Наступает момент, когда платформа настолько заполняется, что люди застывают у турникетов, и движение прекращается. Момент ожидания. И вот поезд приближается. Фары горят, раздаётся предупреждающий гудок. Толпа на платформе оживает. Самые смелые стоят у края. Одно неловкое движение, один случайный толчок – и не миновать беды. Вот состав проносится вдоль платформы. От его движения кажется, что сама платформа начинает колебаться. От порыва ветра, из-за проносящегося мимо состава, волосы людей начинают колыхаться. Вот состав останавливается, двери открываются, и словно живой поток из людей заносит вас внутрь. Радость и гордость на лицах тех, кто успел сесть на диванчики. Кто-то с грустным лицом смотрит на лица счастливчиков, надеясь, что им уступят место. В последнюю секунду опаздывающие вдавливают тех, кто стоит в дверях, внутрь. Вагон полностью утрамбован, люди плотно прижаты друг ко другу. Нет, они буквально вжаты друг в друга. Наконец, двери закрываются, и состав начинает движение к следующей станции. Стоя с отдавленными ногами, держа чью-то тяжёлую книгу у себя на плече, дыша в подмышку соседу и отталкивая сзади чей-то острый рюкзак, впивающийся в спину, люди едут на работу. И оставаться спокойным в таком месте и в такое время практически невозможно. Люди срываются, начинают ругаться, толкать друг друга. Мужчины перестают вести себя как мужчины, а женщины как женщины.
У всех одна цель – вовремя доехать до нужного места. Пусть с оторванным рукавом, в помятом пальто, запачканной обуви. И с неприятным осадком внутри, потому что и в этот раз не сдержался и кому-то нагрубил. Но вечером, придя домой, все снова становятся любящими отцами и внимательными мужьями, заботливыми матерями и сёстрами.
Так и мы с тобой, сестрёнка, столько лет каждое утро в любую погоду шагали к метро и проталкивались в вагон. Вот поэтому сейчас так легко вспоминать и описывать тебе то, что когда-то пережили. Сейчас мы вышли замуж, разъехались. У нас другие станции, спокойные, без такого наплыва людей в «часы пик». Но вот о чём я думаю. Есть люди, для которых вся жизнь – это «час пик». Даже если их никто не толкает, не оттаптывает ноги, не отрывает с корнем пуговицу на любимой одежде, им кажется (нет, они уверены!), что их все толкают и обижают. Их раздражает буквально всё: люди, ситуации, обстоятельства.
Помнишь, мы пришли с тобой на почту за посылкой? Когда мы вошли в отделение связи, то вначале даже растерялись. Сколько же там было пожилых людей! Казалось, что всё помещение было заполнено ими. У покрашенной ярко-зелёной краской стены стояли стулья, на которых сидели пенсионеры. Кто-то, по-царски сложив руки, внимательно смотрел на стрелки часов, висящих на стене. Кто-то опирался дрожащей рукой на палочку. Были те, кто о чём-то увлечённо, но тихо разговаривал со своим соседом, сидящим рядом. Особенно жалко было тех, кому не хватило мест, и они стояли вдоль стен, уставшими глазами смотря на присутствующих. Вон грузный мужчина с раскрасневшимся лицом вытирает рукавом пот с лица. Вон вдали старушка в ярко синем платочке переминается с ноги на ногу.
– Так сейчас же пенсию выдают! – как вздох, произнесла ты. И только тут в руках у них я увидела паспорта.
– Кто крайний? – спросила ты.
– Не крайний, а последний, – услышали мы с тобой мужской голос из дальнего угла. Наш взгляд упал на худенького пожилого человека. Он был невысокого роста, с узкими живыми глазами, которые, казалось, пронизывали человека насквозь. Помню, что меня немного смутил его взгляд. Но ты невозмутимо продолжила: