И я помню летний вечер. Было тепло, уже стемнело, я лежала на диване. Все переживания после перелома прошли. Гипс сняли, все пальцы были на своих местах. Уже можно было опираться на ногу и, не торопясь, ходить по улице. Было сложно спускаться по ступенькам, но процесс заживления шёл нормально, и я знала, что рано или поздно и в этом придёт восстановление. Но почему-то в тот момент мне стало так жалко себя, и из сердца вырвалось: «Господи, за что? Почему Ты допустил, чтобы я так прожила эти три месяца?» Невольно накатили рыдания, и слёзы одна за другой побежали по щекам. «Господи, ведь я такая хорошая, – был довод в свою защиту. – Я веду правильный образ жизни. Стараюсь делать добрые дела. Тогда почему, за что?» Это были искренние слова, сказанные не с целью упрекнуть Бога, а из-за непонимания, ПОЧЕМУ? И сквозь слёзы я увидела образ Бога. Именно образ, сестрёнка. Потому что не могу сказать, как выглядит Его лицо. Я понимала, что у этого образа есть губы, нос, глаза. Есть само лицо. Но я этого не видела. Было видно только выражение глаз, которые были исполнены любовью и состраданием ко мне. Больше всего меня потрясло, когда я увидела эти глаза, что Его боль и переживание за меня были гораздо большими, чем мои собственные. Т.е. моё переживание за саму себя было ничтожным по сравнению с тем, как Он переживал за меня. Было видно, как Он хочет мне помочь, но какая-то невидимая преграда стояла между нами. Из-за неё Господь не мог пройти и помочь мне. Слёзы высохли. Осталась только странная смесь чувств: удивление, непонимание, восторг и, конечно же, вопрос: что это за преграда? Но все равно была радость, что Он рядом, и я не одна. И я, находясь в таком состоянии, погрузилась в глубокий сон.
Отче наш, Сущий на небесах!
Я прихожу к Тебе в этой молитве и открываю пред Тобой своё сердце. Ты знаешь всю мою жизнь. Все мои дела и поступки. Ты есть Свет, который просвещает всякую тьму. Прошу, войди в мою жизнь Твоим светом. Учи меня, как молиться и доверять Тебе каждый день моей жизни.
Во имя Отца, Сына и Святого Духа.
Аминь.
Без паспорта и денег
События 1975–1980 гг.
Как же мы любили с нашей семьёй путешествовать! Незнакомые города. Они другие. Другие улицы, другие здания. Для меня это был словно новый мир. С восторгом и восхищением часами мы могли гулять по извилистым улочкам неизведанного города, то еле успевая переставлять ноги, которые словно бежали вниз, то медленно, тяжело дыша, поднимались к какому-либо зданию, находящемуся на возвышенном месте. После таких путешествий оставались прекрасные воспоминания и добрые друзья.
Когда мы слышали от родителей заветное: «Девочки, собирайтесь. Через несколько дней мы поедем в город N», то с этого момента начинали паковать чемоданы, мечтая о поездке. Когда долгожданный день наступал, родители и две счастливые девочки с радостным восторгом ехали на вокзал. Там завораживало буквально всё: длинные вереницы вагонов, паровозы, издающие то долгий протяжный гудок, то шипение. Вдоль перрона спешащие люди, несущие в руках свой багаж. Они внимательно считают нумерацию вагонов и, найдя свой, останавливаются возле проводников, опустив на платформу вещи, отдышавшись, начинают доставать билеты и паспорта. Мне нравилось всматриваться в лица вожатых. Сейчас их взгляд строг. Эмоции застыли. Внимательно проверяя документы отъезжающих, они осматривают каждого пассажира. Пройдя их зоркий контроль, попадаешь в своё купе.
Наше купе. Маленькая уютная комнатка, пропахшая запахом дорог и путешествий. В нём мы будем жить целые сутки. Сутки! Как это здорово! Под стук колёс смотреть в окно, видя, как проносятся мимо город за городом, село за селом. Любоваться пробегающими разноцветными полями, раскачивающимися деревьями, словно машущими нам вслед, и сверкающими от солнца реками.
А ночью… Как же я люблю это время в поезде! Когда становится совсем темно, заворожённо всматриваться вдаль, в ночную тьму и ждать, когда мы будем проезжать дома. Там всегда горит свет. Ночное купе сразу оживает. Огоньки начинают скользить по стенам, по потолку. Тени от этого света отражаются и на наших лицах.
Свет в домах. Там тепло, уютно. Невольно начинаешь думать, что сейчас делают люди в этих домах. Представляю уставшую молодую женщину, которая домывает посуду. В кухне слышно потрескивание и шипение. Это её муж, сидя рядом за большим деревянным столом, настраивает приёмник, ища нужную волну.