Тамара сидела и делала вид, что внимательно слушает собеседницу, периодически кивая головой и вставляя дежурные, ничего не означающие фразы типа "Ну надо же" или "Да ты что". Сама же просто отдыхала от дневных хлопот. Думать о чем-либо было невмоготу, да и попросту не хотелось. Разомлевшая от жары и усталости, она сидела, словно в полудреме, только с открытыми глазами. Даже о Владе думать не было сил.
В нескольких шагах от скамейки стояла "Ладушка"-шестерка цвета белой ночи. При взгляде на нее внутри Томы словно что-то оборвалось: "Ах, Владушка!", но потом, сообразив, что это не может быть его машина, что просто похожая, ведь она находится в другом городе, за тысячи километров от любимого обманщика, успокоилась и вновь отгородилась от мира за невидимой завесой отрешенности.
Машина стояла уже довольно давно. Обе передние дверцы были распахнуты настежь в бесплодных попытках избавиться от надоевшей жары. В салоне сидели два парня. Периодически перебрасывались несколькими фразами, все остальное время сидели молча, откинувшись на подголовники. Было похоже, что они кого-то ждут. И видимо, безуспешно. В очередной раз посмотрев на часы и переговорив, ребята вышли из машины и подсели на скамейку рядом с Тамарой и Ларисой. Посидели, покурили, поболтали ни о чем, потом тот, что поменьше ростом, юркий брюнетистый паренек лет лет двадцати пяти, назвавшийся Сашей, выдал:
— Девочки, а как насчет чашечки супа? Поехали? — и лукаво усмехнулся, сверкнув белоснежными зубами.
Тому покоробило столь наглое приглашение. Она чуть было не высказала хаму все, что о нем думает, да не успела — Лариска толкнула локтем в бок, жарко прошептав на ухо:
— Том, поехали, а? Чего ломаться-то, что нам терять? Мы же их больше никогда в жизни не увидим, ты умотаешь в свой Хабаровск, я — в Омск, а они тут и останутся. Это ж такая романтика! Когда ты еще позволишь себе лечь в постель с незнакомцем? Ты никому ничего не должна, тебе никто ничего не должен — красота, лови кайф, пока летает!
Тома чуть не задохнулась от такой откровенности:
— Ты что?! Ты вообще в своем уме? Да как так можно, с первым встречным — и сразу в постель?
Лариска не унималась, щекоча губами Тамарино ухо:
— Да ты пойми, глупая, это же здорово! Веди себя, как хочешь, делай только то, что нравится. Тебе ж за него замуж не выходить, не надо корчить из себя черти кого. Хоть раз в жизни пожить для себя, любимой. Поехали!
Тамара не сдавалась:
— Ты таки точно сошла с ума. Да разве ж так можно? Они ж подумают, что мы проститутки! Нет уж, если хочешь — поезжай сама. Я — пас.
— Да в том-то и весь кайф, что тебе абсолютно наплевать, кто что о тебе подумает, в том числе и я. Так же, как и мне наплевать, что ты обо мне подумаешь. Я ж тебя никогда не увижу, какое мне дело, как ты ко мне относишься. Так же и они. Ну и пусть себе думают, что мы проститутки, тебе от этого хуже? Кого интересует их мнение? Да они тебя завтра и не вспомнят, так же, как и ты их. Ну давай, соглашайся. Я без тебя не поеду, ну не ломай кайф, поехали!
И Тома сдалась. А действительно, какое ей дело до этих парней? Вот Владовым мнением она дорожила, и что из этого вышло? Ничего хорошего. Она два года терпела адскую боль ради его удовольствия, пресмыкалась перед ним и что? Он фактически обозвал ее шлюхой. А ведь она не получала ни малейшего удовольствия от секса с ним, одни сплошные страдания. Да в конце-то концов, может она хоть раз в жизни пожить для себя самой? Что ж ей, так и прожить всю жизнь, не познав радости от секса?! Ну уж нет! Конечно, она давала себе зарок, что никогда не подпустит к себе никого, кроме Влада. Но ведь Влада больше нет в ее жизни. Да к тому же, Лариска верно говорит — она уедет в Хабаровск, и какая ей разница, что будут думать о ней эти парни? Плевать! Влад считает ее шлюхой — надо оправдать это обидное прозвище, чтоб хоть не так обидно было.
— А и правда — плевать на всех, поехали!
И они уселись в машину. В дороге как бы сама собой произошла "распаровка". Тамаре достался водитель — тот самый Сашка, обладатель обворожительной белозубой улыбки. Конечно, до Влада ему было далеко — и ростом подкачал (чуть выше среднего), и усы зачем-то отрастил, которые Тома терпеть не могла, но все равно довольно симпатичный. А может, не столько симпатичный, сколько обаятельный, но явно было в нем нечто, притягивающее женский взгляд. Лариса пристроилась на заднем сидении рядом с гигантом Славиком — высоченным (почти как Владушка!) детиной с добродушным выражением лица.
Приехали на квартиру к Сашке. Стариков не было, трехкомнатная квартира была в их полном распоряжении. Откуда-то (из закромов родины?) появилась бутылочка токайского вина; свечи, ненавязчивая музыка. Тамара удивлялась сама себе — настолько хорошо и легко ей было в компании совершенно незнакомых людей. Она ведь, в сущности, даже Лариску знала чисто символически. А может, именно поэтому и было так легко? Не надо напрягаться, притворяться, изображать из себя кого-то. Впервые в жизни она позволила себе в присутствии посторонних людей быть самой собой. Да что там посторонних? Ведь она даже дома не могла расслабиться — вечно в напряжении, так ли она держит спину, не слишком ли откровенно смотрит, как причесана, как говорит. Ведь всегда, всю жизнь с раннего детства ей приходилось контролировать каждое свое движение, каждый взгляд и каждое слово! Ведь всегда рядом мать и отец, всегда они не довольны ею. Ведь только сейчас Тома поняла, что за все свои двадцать два года могла позволить себе расслабиться только наедине с собою! И теперь, осознав степень собственной закомплексованности и освободившись от нее хотя бы на один вечер, она совершенно переродилась. Это была уже не та Тома, которая сидела на скамейке перед гостиницей еще час назад. Ощущение свободы от всех и вся пьянило хлеще "Токайского". И когда, наконец, парочки разбрелись по комнатам, от Тамариной стыдливости не осталось и следа. Плевать на всех! Она этого Сашку знать не знает, и чего ей его стесняться? Или он хочет не того же, что она? Или он пригласил ее на литературные чтения? А раз так — долой стыд, долой одежду! Только теперь она не будет "услаждать господина". Хватит! Впервые в жизни она будет услаждать себя. Себя и только себя! Плевать, хорошо ли будет партнеру. Получит ли этот Саша свою порцию удовольствия или не получит — его проблемы. Она намерена получить удовольствие сама. Любым путем и способом, но она должна узнать, что такое настоящий секс. И она это узнает!
Тамара была на седьмом небе. Вот это да! Так вот что такое настоящий секс! Неописуемая феерия чувств, ощущений, наслаждений подхватила ее и вознесла фантастическим смерчем вверх, туда, где отсутствует сила тяжести и она летала, словно космонавт в невесомости, парила в заоблачных высях небывалого доселе удовольствия. Перед глазами мелькали невесть откуда взявшиеся фонтаны разноцветных огней, все вокруг сверкало и звенело прозрачной музыкой. Или это только казалось ей?
Рядом стонал от наслаждения совершенно посторонний мужчина. Но почему-то Тома не чувствовала стыда за их обоюдную обнаженность, за абсолютное бесстыдство, за свою распутную вседозволенность. И почему-то он уже не был таким чужим, как всего лишь час назад. Напротив, она испытывала к почти незнакомому Сашке странную нежность, благодарность за доставленное удовольствие. За то, что открыл, наконец, ей глаза на то, что она так хотела и так боялась познать. За то, как ласков и нежен он с ней, низкой падшей женщиной, за то, что не презирает ее, как Влад, хотя именно теперь она и достойна презрения. За то, что не причинил ей боли, вторгшись в ее хрупкое тело, а, напротив, доставил невероятное блаженство. Впервые Тома смогла расслабиться — не было чудовищной боли, не было крови. Напротив, было только море ласки, нежности и небывалого, сказочного наслаждения. Впервые не Тома услаждала мужчину, а милостиво позволила мужчине услаждать себя. Почему-то незнакомец ничего не требовал от нее. Казалось, ему вполне достаточно позволения доставить удовольствие ее царственному телу, и он его доставлял всеми мыслимыми и немыслимыми способами. И при этом оба получали невероятное, невозможное удовольствие. Казалось, только слившись в единый организм, они могут нормально функционировать. Оказывается, до этого они все делали в полсилы — дышали, видели, слышали, любили, просто жили, наконец. И только теперь они могут дышать полной грудью, слышать прекрасную музыку и видеть всю палитру красок вселенной. И для этого не надо было разговаривать, достаточно было просто лежать рядом на кровати, взявшись за руки и, уставившись широко распахнутыми глазами в потолок, видеть не мелкие трещинки на нем, а фантасмагорию безумных красок, непостижимым образом складывающихся в неподражаемые узоры.