— Только Томка Сушкова интересует? Ну что ж, барин, слушай, чего расскажу-то…, - Сизолицая Клава придвинулась вплотную к Аметисту, прижавшись грязной телогрейкой к дорогому Сашкиному пальто из английского кашемира.
— Только Томка тута уже не живет, съехала… Как схоронила всех, ни дня тута больше не жила. Сменяла фатеру на еще лучюю, тож трехкомнатную. Да недалеко отседова, пару остановок на транвае. С дитем и съехала. Вдвоем они нынче, остальных схоронила.
— Кого остальных-то? Говори понятнее. Она замужем была, что ли? И что за ребенок?
— Какой замужем? Хто ее возьмет с дитем-то? Мамаша ейная, царствие ей небесное, все орала-орала, все гоняла девок-то, а не уследила — принесла Томка в подоле-то! Тихая-тихая, а сама возьми да роди.
— А от кого? — поинтересовался Сашка.
— А хрен ее знаить, от кого. Меня свечку держать не приглашали. Только я тебе вот чего скажу, барин, — Клава потянулась блеклыми губами к самому Сашкиному уху, дыхнув свежим перегаром. — Может, мамаша ее, покойница, и не знала, а я вот какую думку гадаю. Ходил к ей все один хахиль, здоровый такой бугаина, высоченный и весь из себя видный. Как старики на дачу — он шасть — и к девке. Ну а потом — знамо дело — брюхо на нос полезло. Токмо он на ей не женилси, поди, почище нашел. А все едино к Томке таскался. До самой трагедии. А вот апосля я его не видела…
— Да какой трагедии? Ты, тетка, яснее выражайся.
— Дык я ж и говорю… На дачу поехали и — бац! Че тебе еще не ясно? Слава Богу, мальца с собой не потянули, а то и мальчонка сгинул бы…
— Что, все погибли?
— Ага, все, как есть все. Мамаша ейная сразу откинулася, а папаня с младшей, с Надькой, еще в больничке лечилися-лечилися, да не вылечилися… Видать, судьба была короткая. А Томка с пацаненком сразу отседова и съехала…
— А мужик тот больше не появлялся?
Клава глупо захихикала малозубым ртом:
— Не-е… Че ему, до меня сюда шлендать, че ль? Я ему без надобности — образованием не вышла…
Сашка задумался немного, что бы еще выяснить у столь разговорчивой Клавы. Спросил на всякий случай:
— А мальчишке сколько лет?
— Юрке-то? Да годов восемь уж будет… Иль девять… А хрен его маму разберет…
Возраст получался многозначительный…
— А как она вообще себя вела, когда здесь жила? Мужики, небось, табунами вились? Особенно, после смерти родителей?
— Про "после смерти" ничего не скажу — говорю ж, съехала сразу. Да только не больно на нее похоже. Говорю ж — тихоня, мышкой прошмыгнет в подъезд, токмо ее и видели. Тихонькая такая всегда была, послушная… А скромна кака! Ее родители знаешь, как шпыняли?! Туда не ходи, этого не делай, туда не погляди… Нельзя про покойников плохо, но эти не люди были — звери. Девок ихних весь дом жалел, любили их все. А когда Томка родила, весь двор чуть с ума не сошел — откуда у такой скромницы? Да я-то знаю, я ейного кобеля частенько тута видала…
— Так говоришь, она теперь не замужем? — сворачивая разговор, напоследок спросил Сашка. Да не тут-то было — Клаве очень понравилось вводить его в курс дела, занимаясь просвещением залетного барина.
— Да кто ж ее возьмет-то с приблудышем? Уж коли папашка отказался, кому она еще нужна? Даже и не сваталси нихто, уж я бы знала…, - и, уже вдогонку уходящему Сашке закричала: — Ты погодь, барин, я тебе еще про Катьку чего расскажу…
Так и не выслушав словоохотливую дворничиху, которую аж распирало от желания посплетничать про Катьку из тридцать третьей квартиры, Аметист поднялся на четвертый этаж.
— Вам кого? — спросила приятная молодая женщина в ярко-желтом махровом халате.
Сашка улыбнулся самой обаятельной из своих улыбок:
— И не боитесь двери открывать незнакомым людям?
Женщина замялась, потом ответила, плененная ослепительной улыбкой:
— Вообще-то я так двери не открываю. Просто думала, что это сын пришел — как раз его время, из школы должен прийти…
— Да Вы не бойтесь, я не из грабителей. Я насчет бывших жильцов. Не знаете, случайно, куда они переехали? Обычно оставляют свой адрес новым жильцам на случай писем или известий каких… Я Тамару разыскиваю. Не поможете?
Женщина совсем успокоилась, распахнула дверь:
— Ах, Тамару… Да-да, был где-то телефон… Пройдите, я поищу. Уж и не помню, куда сунула — столько времени прошло. Проходите, проходите, а я поищу пока…
Пробить адрес по номеру телефона оказалось проще простого. И вот он уже стоит перед Тамариным домом. Еще один избитый прием с двадцаткой перед еще одним дворником и он уже владелец окончательной характеристики Сушковой Тамары Александровны:
"Не замужем, сын Юра, около девяти лет. Скромна, порядочна, за квартиру платит вовремя. Мужиков не водит, хотя один ухажер иногда подвозит на своей машине. А может и не ухажер, а просто сослуживец. Работает где-то в фирме, видимо, неплохо зарабатывает. Машину оставляет во дворе, за что приплачивает дворнику некоторую сумму, так сказать, "за присмотр движимого имущества". Из гостей у нее бывают только подружка с девочкой. Одно время ухаживал за ней мужичок блондинистый, но тоже все предельно корректно — до подъезда проводит и все, а больше — ни-ни. Но и тот куда-то запропастился, уж полгода как…"
Значит, не замужем… Замечательно! Но как-то странно. Его Фемина, его мечта — и оказалась никому не нужна? Однако ребенок имеется… Девяти лет, между прочим… О чем это говорит? Пока ни о чем. Но может сказать очень многое, если узнать дату его рождения.
И вдруг Санька вспомнил сон. Сколько времени прошло с тех пор — год, два? Пожалуй, что и два, чуть больше или меньше, но точно уж больше года. Как он проснулся тогда, как от выстрела. А ведь как мальчишка был на него похож… Нет, так не бывает. Наверняка совпадение…
А мать? Мать того мальчишки из сна? Да ведь это была Тамара! Как же он сразу не догадался? Точно, Тамара! Маленькая, худенькая, черненькая, и так мило, так приветливо ему улыбалась… Но не как прохожему. Не-ет, от такой улыбки мурашки бегут не только по спине… От такой улыбки мужчина сходит с ума и способен на многое — одних тянет на подвиги, других — на глупости… Это точно была Тамара. И Юра — не приблудыш того "огромного бугаина", как высказалась сизоносая красавица Клава. Нет, Клава, не все ты знаешь о своих жильцах! Юра — его ребенок, никакой он не "бугаинов сын", а чистый Брюллов, его плоть и кровь!
Поразительно, Аметист ни разу в жизни не видел этого таинственного Юру, но был уверен на двести пятьдесят процентов, что это его сын. И при этом был абсолютно, просто по-идиотски счастлив! Ведь не так давно, когда Ксюта заявила ему о своей беременности, он подумал, как был бы счастлив, если бы ребенка ему родила не Ксюта, а Тома. И ведь так и есть! Ксюта уже никогда ему не родит, а Тамара — умница моя — уже родила! Тома, Томочка… Почему же ты не сообщила мне о сыне?.. А, впрочем, куда было сообщать? Хотя… При желании Тамара могла бы дать ему весточку. Ведь, в отличии от Сашки, она его адрес знала — ведь две недели фактически жила у него. Э-эх, да что там… Время безвозвратно упущено… Ну ничего, уж теперь-то Сашка так просто отсюда не уедет. Они уедут только втроем — он, Тамара и их сын, Юра. Юрочка, сынок…
Но что-то настораживало Аметиста, омрачая радость предвкушения встречи. Что-то не сходится описание Тамары, полученное от дворников, с его собственными воспоминаниями. Ведь его Тамару аж никак нельзя было назвать скромницей и тихоней — как они "вышивали" с ней те две самые замечательные в его жизни недели! А тихоня разве повелась бы на его знаменитую "чашечку супу"? Да и, будь Тамара чрезвычайной скромницей, вряд ли бы она привлекла к себе Сашкино внимание — его никогда не интересовали подобные особы ни с точки зрения повеселиться, ни с более серьезными намерениями. Скромные овечки до сих пор не в его вкусе. Какая-то петрушка получается… А может, его красноярская Фемина вовсе не Тамара Сушкова, а, допустим, ее соседка по гостиничному номеру? Просто при знакомстве назвалась ее именем, да и город ее назвала? Вполне возможно. Но выяснить это можно только одним путем — встречей с настоящей Тамарой. И если это окажется не его Фемина, придется продолжить поиски. В любом случае, отступать от намеченной цели он не намерен. Ему нелегко было решиться на эту аферу, но уж коли он решил разыскать свою Тамару, то непременно отыщет, не будь он Аметистом.