— Это когда ему требовалось надеть чужие сапоги?
— Надо просто толкнуть дверь и войти. Что я сейчас и проделаю. А ты принеси веши из машины.
— И куда их поставить?
— Пока на пол в холле, — ответила Мук. — А позже отнесешь наверх.
Моника переступила через порог и вошла в гостиную слева от дверей. В этой комнате во времена ее детства концентрировалась почти вся жизнедеятельность Рочестер-Эбби. Как и в других старинных английских домах таких же размеров, в Рочестер-Эбби имелось много высоких парадных покоев, которыми никогда не пользовались, а также библиотека, куда изредка заходили, и эта гостиная, место встречи всех и вся. Здесь в раннем детстве Моника сидела и читала «Газету для девочек» и здесь же, пока не запретил дядя Джордж, обладавший обостренным обонянием, она держала своих белых кроликов. Это была просторная, уютная, слегка облезлая комната со стеклянными дверями, выходящими на террасу и дальше в сад, через который, как мы уже знаем, протекала речка.
Моника стояла, оглядываясь вокруг и вдыхая старый знакомый аромат табака и кожи и, как всегда, испытывая грустную радость и сожалея о том, что никак нельзя пустить часы в обратную сторону, а в это время из сада в комнату вошла девушка в рабочем комбинезоне, на миг в изумлении застыла при виде ее, а затем восторженно взвизгнула:
— Маленький Мук… Дорогая! Моника обернулась.
— Джил, мой ангел!
И они бросились друг дружке в объятия.
Глава III
Джил Уайверн была молодая, очень миловидная девушка, слегка присыпанная веснушками, и по всему видно, что деловая и толковая. Комбинезон на ней выглядел как военный мундир. Ростом она, как и Моника, была невеличка, и один интеллектуальный поклонник в неопубликованном стихотворении уподобил ее танагрской статуэтке.[3] Сравнение это, однако же, хромает, поскольку танагрские статуэтки, при всех их достоинствах, довольно статичны, тогда как Джил была подвижная и энергичная. Она обладала пружинистой походкой и в свое время в школе с успехом играла правым крайним в хоккейной команде.
— Милая моя Мук! — проговорила она теперь. — Это в самом деле ты? Я думала, ты на Ямайке.
— Сегодня утром вернулась. Прихватила в Лондоне Рори и на машине сюда. Он там, у крыльца, вытаскивает вещи.
— Как ты загорела!
— Ямайский пляж. Я три месяца работала над этим загаром.
— Тебе к лицу. А Билл не говорил, что ждет вас сегодня. Ты вернулась раньше времени?
— Да, я прервала свои разъезды более или менее досрочно. Мои средства, столкнувшись с нью-йоркскими ценами, тихо скончались. А вот и король торговли.
Вошел Рори, отирая платком пот со лба.
— Что там у тебя в чемоданах, моя милая? Свинец? — Заметив Джил, он замолчал и уставился на нее, наморщив лоб. — Здравствуйте, — произнес он неуверенным тоном.
— Ты ведь помнишь Джил Уайверн, Рори?
— Да, конечно. Джил Уайверн. Само собой. Как ты справедливо заметила, это Джил Уайверн. Ты рассказала ей про свой загар?
— Она сама заметила.
— Действительно, бросается в глаза. Она говорит, что загорала вся без ничего, — доверительно сообщил он Джил. — Старозаветный муж мог бы кое о чем задуматься, а? Но важно разнообразие. Так вы, значит, Джил Уайверн? Как вы выросли!
— С каких пор?
— С тех… с тех пор, как начали расти.
— Вы ведь представления не имеете, кто я, верно?
— Ну, этого я бы не сказал…
— Я вам напомню. Я была на вашей свадьбе.
— Для этого вы слишком молоды.
— Мне было пятнадцать. Меня поставили смотреть за собаками, чтобы не прыгали на гостей. Шел, как вы наверно помните, проливной дождь, и у них лапы были в грязи.
— Бог ты мой! Теперь я вас вспомнил. Значит, вы и есть та противная девчонка? Я тогда заметил, как вы вертитесь под ногами, и еще подумал, ну и пугало!
— Мой муж славится утонченными манерами, — вмешалась Моника. — Его нередко называют современным графом Честерфилдом.[4]
— Я как раз собирался добавить, — самодовольно возразил Рори, — что она за это время заметно улучшилась с виду, так что, как мы видим, никогда не следует отчаиваться. А после того случая мы разве больше не встречались?
— Встречались спустя год или два, когда вы здесь гостили летом. Я тогда только начала выезжать и, должно быть, выглядела еще противнее прежнего.
Моника вздохнула.
— Ах, эти выезды в свет! Старый добрый рынок невест! Так и вспоминаешь собственную молодость. Очки долой, зубные пластинки вон!
3
4