— Я не намерен рисковать жизнями детей, Альбус. Что за наклонности и жажда крови? — наконец прозвучал ответ.
Раздался звук встречи уже пустого стакана и одинокой поверхности стола: Северус не любил загромождать свой стол ненужным.
— Это война, мой мальчик. Она требует жертв, ради спасения и мира.
В голосе мертвеца не было слышно ни одной эмоции, но Северус и не нуждался в этом: практика и знание психологии позволяли читать людей и по другим критериям. Даже великий волшебник и манипулятор всея-Хогвартса являлся для него открытой книгой. Ох, как Северус устал! Устал от этих дум, стратегий, жертв, от чужих боли и страданий. В принципе, тут и психология не нужна, а лишь умение мыслить логично, чтобы понять состояние старика.
— Вы жалеете, не так ли? — протянул зельевар, заглядывая в блестящие глаза, словно белая и лазурная краски случайно скатились с кончика кисти, упав в глазницы старика. Северус редко видел слезы мертвецов на полотне. Еще реже он видел слезы Дамблдора. Но сегодня, видимо, комбо, видимо, разговор по душам.
— Именно, - прошептал Альбус, — это… тяжелое бремя. Манипуляции во имя всеобщего блага помогают выиграть, но их последствия, — голос волшебника дрогнул, — последствия будут терзать твою душу, как дикие псы терзают раненую плоть.
И вновь повисла тягучая тишина, в которой каждый думал о своем. Душа Северуса имела удовольствие быть знакомой с дикими псами.
— Но дети не должны страдать, — бросил Снейп после размышлений, еще больше хмурясь. Он закрыл за собой дверь, оставив портрет в темноте и одиночестве.
— В любом случае это случится, — горько прозвучало в тишине кабинета.
***
“В любом случае это случится. Даже косвенно”, — рассуждал Северус, шествуя вдоль тёмных коридоров замка, пострадают все даже с минимальными потерями - стресс, сломанные психики, судьбы, жизни, тяжелая скорбь по мертвым героям. Но он должен сделать все возможное, чтобы сократить эту общую боль. Дамблдор, конечно, прав: любая манипуляция, хоть и является коварным деянием, к победе ведет. Старик разыграл чудесную партию, пожертвовав всеми конями, ладьями и даже не побрезгав королевой - Поттером. Но что из этого вышло? Он жалеет? Альбус, ты сделал то, что сделал, уже поздно что-либо возвращать. Хоть ты и мерзавец.
Ветер обжег кожу холодом, пока мастер зелий тихим шагом приближался к своей цели. Как же ты, Альбус, умудрился попасть в гриффиндор с таким-то расчетом? Наверно, гриффиндорство - все-таки болезнь, являющаяся доминирующей над всякой жестокостью и хладнокровием. Чего стоит его чудачество? Ох уж эти гриффиндорцы! Кстати о них.
— Снег, холод, лед, сугробы, — по-профессорски начал он, подходя к ней со спины.
Гермиона вздрогнула, обернулась и недоумевающе посмотрела на него.
— Какие доводы еще нужны для твоей логичной цепочки, чтобы понять, что зима стерва еще та? — он сделал еще один шаг, сократив все приличное расстояние между ними. Это уже начинало входить для них в привычку. Они не замечали этой близости, а если и доводилось обращать на это внимание, то оно было запоздалым.
— Прогулка перед сном прекрасна, — улыбнулась Гермиона, — Пошел снег, я просто не смогла оставаться дома. Ты только посмотри, — в воздушном жесте ее ладошка очертила линию горизонта.
А он и смотрел. Смотрел внимательно, как ее взгляд устремился вдаль, как снежинки плавно опускались на ее макушку, на ресницы и на нос, на котором безжалостно таяли от температуры тела. От ее губ плавными клубнями плыл пар, а глаза блестели, отражая уходящее солнце. Это было мимолетно. Это было чудесно и красиво одновременно, особенно девица, стоящая рядом с ним.
Последние лучики осветили небо и скрылись за лесом.
— Гермиона, тебе нужно больше общаться со мной. Боюсь, гриффиндорство прогрессирует, — проговорил Снейп с особой серьезностью, вызывавшей даже в нем смешинки.
Гермиона хихикнула.
— Так значит слизеринство тоже заразно?
— Вполне, — подтвердил Северус, расстегивая свою мантию.
Маленькие холодные ладошки остановили его.
— Я…я не замерзла, — ответила девушка на его вопросительный взгляд.
— Угу, а губы ты черникой намазала. Гермиона, ты замерзла. Подумай о своем здоровье. Тебе еще детей рожать.
Последняя фраза словно стерла улыбку с ее синих губ. Ребенок? Дети? К чему это, Северус? Девушка понурила голову и отвела взгляд. Напоминание о грядущем разводе вызвало в ней вихрь грусти, но виду она, как ей ужасно хотелось, не подала, ибо знала, что это ни к чему не приведет. Меж тем его обворожительный голос продолжал уже более мягко, словно ему хотелось вернуть ее игривый настрой:
— Я борюсь с побуждением засунуть тебя в котел и как следует прокипятить твой отмороженный на всю голову мозг. Быть может, поможет, раз мантию не хочешь?
Уголки ее губ дернулись, и Гермиона хихикнула, возвратив свой взгляд к нему в глаза, а затем, неожиданно для него и для себя, рванула прочь. Сумерки подходили к своему концу, но темнота еще как следует не наступила, поэтому силуэт девушки можно было разглядеть даже убеги она и на милю. Снег хрустел под ее легкими шажками. Северус подождал еще несколько секунд, давая ей форы, а потом, когда их расстояние сровнялась тридцатью шагам, двинулся вслед за ней. Сказать, что убегающая Гермиона ему не понравилась - ничего не сказать. Внезапно появилось желание догнать ее.
Обернув голову, но не прерывая бег, Гермиона восторженно вскрикнула, видя, что Северус ее настигает, и прибавила скорости. Ноги утопали в рыхлом снегу, но она и не думала тормозить.
Он мог бы остановить ее любым заклятием, но вместо этого предпочел размеренно сокращать между ними дистанцию, словно хищник играющей со своей добычей. Определенно, кошки-мышки.
У нее слишком громко стучало сердце от адреналина, который выбрасывается в кровь в случае восторга или опасности. Ну если с первым понятно многое, то со вторым в ее уме было несколько вопросов. Но вопреки всему они испарились мимолетно и точно, когда крепкие мужские руки обвили ее талию и притянули к себе. Девушка радостно вскрикнула и попыталась вырваться. Послышалось его хмыканье, после которого пара мягко рухнула в снег.
— Вот и согрелись, — пролепетал ее нежный голос, прерываемый рваным теплым дыханием. Под ним Гермиона бросила все попытки сопротивления и повторного бегства - Северус был куда сильнее ее физически.
— Значит, взрослая и независимая ведьма, — фыркнул Северус, глаза которого весомо почернели за эти секунды. У Гермионы, заметившей это, пересохло во рту. Теперь уже по другой причине глухо стучало у нее в груди. Девушка помрачнела.
Второй брак.
— Нам, действительно пора… Ты прав, — проговорила Гермиона и отвела взгляд.
Северус встал и подал ей руку, снял мантию и укутал ее, не забыв притянуть к себе за края гладкой ткани и низким голосом сказать, усмехаясь:
— Пять минут, а ты уже соглашаешься. Ммм, мне нравится твоя наигранная покорность, дорогая.
В миг девушку окатила волна жара, словно все тепло мантии, его тепло, устремилось в ее напрягшееся тело. Мятное горячее дыхание обжигало ее лоб, и стоило ей поднять взгляд, запрокинуть голову чуть-чуть повыше, как их губы оказались бы слишком близко друг к другу. И Гермиона смело столкнулась с черной бездной его глаз, в которой можно было нескончаемо тонуть. Он приподнял уголки губ, как будто хотел подтрунить над ней, насладится ее реакцией на несказанные слова, но сдержался, оставив пристальный отпечаток своего взгляда на синих губах.
— Идем, — сказал Северус, — нас ожидает твое зелье.
— Да, да, для развода которое, — согласилась Гермиона, погруженная в свои мысли.