Невеста была облачена в домашний халат, талия опоясана тюлем, голову венчала наволочка из постельного сета, а лицо, бог мой, было вымазано тушью и помадой так, будто макияж делал слепой от рождения медведь.
— «Чашу Циклов» ему! — с хрипом выдыхая возглас, скомандовала Сука, указывая перстом на Дойча. — И начинаем! Пастора сюда!
— Вы что, блядь, смеётесь надо мной? — то ли с сарказмом, то ли параноидально-взволнованно произнёс Дойч. — Что за хуйня происходит?
В обозримом пространстве находилось пятнадцать человек, кого-то он знал, кого-то видел впервые. Все глаза смотрели на героя и ждали продолжения карнавала.
Из соседней комнаты вышел пьяный Философ – давний знакомый Дойча, заслугами которого, помимо алкоголизма и аптечной наркомании, было неоконченное высшее гуманитарное образование; он нёс эмалированную кастрюлю, держа её большими и указательными пальцами за ручки, а в оставшихся частях ладоней сжимал по горсти колёс.
— Причастись, сын мой! — с плохо сыгранными нотками повеления, начал Философ. — Испей из братины, как и все мы, пред свершением великого таинства небесного венчания!
Дойч недоверчиво оглядел собравшихся, потом остановил свой взгляд на Димасике, ища подтверждения сказанному. Про «как и все мы» герою что-то не верилось.
— Вообще никто не пил, — прошипел сквозь приступ хохота Дима.
Толпа неодобрительно зашикала.
— Лжёшь, окаянный! — как умел, пафосно прогремел Философ, после чего кинул себе в рот пригоршню таблеток и сам пригубил из кастрюли.
— Что там? — недоверчиво покосился на собравшихся Дойч.
— Циклодол с водкой, — ответил кто-то смеясь. — Циклы обеспечены.
Отвлечённый разыгравшимся вокруг спектаклем, который, как это часто бывало, казался Дойчлянду недоброй шуткой, призванной его жестоко развести, он мельком заметил, что Сука разговаривает непонятно с кем, величая его «любимым» и «муженьком».
— Заебал, Дойч! Не ссы! — очередной страждущий съел несколько кусков Тела Праздника и приложился к «Чаше Циклов», испивая Кровь Праздника.
Подогретые содержимым валявшихся повсюду бутылок из-под разношёрстного алкоголя, присутствующие один за другим теряли осторожность и глотали смесь из непонятной дозы холинолитиков и этилового спирта.
В комнату вошёл щуплый парень с менбаном на голове, наряженный в дешёвую псевдоэротичную версию рясы католического священника, купленную в рядовом секс-шопе. Форма являла собой плотно облегающие чёрные трусы и футболку в мелкую сетку с воротом, в центре которого была нашита бутафорская белая колоратка.
— Ну… типа, можно начинать… хех… — промычал пастор, от которого на пару метров во все стороны разило шишками.
Люди начали подниматься с насиженных мест и подходить поближе.
— Дойч! — гаркнула Сука.
Герой подошёл. Глаза невесты с чёрными шарами зрачков без радужки, подобно надписи «Закрыто» на дверях бакалейной лавки, красноречиво говорили, что во вместилище, будь то костяной мешок или помещение магазина, никого нет.
— Ну, типа… держи… — протянул пастор две варочные стойки от старой газовой плиты. — Это… типа… венец, хех…
— А где жених? — удивился Дойч.
— Вот же, вот же он, идиот! — указала Сука на пустоту перед собой.
— Хорошо, — не стал удивляться нахлобученный транками герой. — Так нормально? — уточнил он, подняв два обгоревших, липких из-за полувекового жира перекрестия чуть выше чела невесты и неизвестно насколько выше неосязаемой головы невидимого жениха.
— Начинай уже! — проигнорировав Дойча, скомандовала пастору Сука.
— Хех… Кхм… Ну, типа… Властью, хех, данной мне, типа… это… Богом… Кхм… Венчаю, типа, пред очами этих, хех, как их… свидетелей… двух, типа, рабов… Хех… Сашы́на, типа, кхм… Корца́ и Суку… Прости, хех, как тебя зовут, внатуре-то, хех?..
— Не важно, Тоша! — вскричала Сука.
— Согласна ли, хех, ты, мать… Кхм… взять в жёны… это… то есть… как его?.. в мужья, типа… властителя, хех, мирового Праздника?..
— Да! — с жаром воскликнула невеста.
— О-о-о… А ты, типа, который… ну, это… кхм… Сашын!.. Берёшь ты Суку нашу… в эти… жёны, кхм, свои?..
— Он взял! Взял! — плюясь пережёвываемыми таблетками циклодола, благоговейно проговорил Философ.
Гости утвердительно загудели.
— Ну вы, типа, кхм… теперь муж и это… жена… хех… Целуйтесь! Мда…
Сука, как сорвавшаяся с цепи медведица, на глазах которой разрывают её медвежат, ринулась на Дойчлянда и с нечеловеческим рыком яростно поцеловала его. Он несколько опешил, но сопротивляться не стал. Через десять секунд, насытившись им, Сука подбежала к пастору и проделала то же самое.