— У-ф-ф… — глухо втянул воздух Дойчлянд, — аккуратнее, гад!
— А я предлагал тебе быть пидором! — огрызнулся Миро, уверенно вдавив поршень в тубу. — Сейчас бы не пришлось страдать!
Раствор спешно хлынул в прямую кишку, обогнув рифы кала, решительно заполняя пространство слизистой дойчляндовского дупла.
— Напряги булки, идиот, ща полезет, — порекомендовал Миро. — И на живот ляг, жопа ты волосатая.
Чем эта процедура аукнулась самочувствию Дойчлянда? Практически ничем. Да, без пиетета засунули что-то в жопу, но и откровения тоже не случилось – пальцы там не раз бывали. Зато никакого жжения и лишних дырок в венах. Вы-го-да!
А что насчёт нервной системы? Быстрый вход, будто от пыльцы по носу, да плавный полуторачасовой эйфорический стим, который Дойчлянд провёл под градом улюлюканья и подколов своих товарищей.
19 сентября
Весь субботний день ребята хлопотали над Ильёй. Парень был совсем плох, даже не вставал с дивана. Бодрости духа он не терял, вёл себя так, будто всё нормально и путь дальше есть.
Но любой, кто мог бы в тот момент видеть тонкий мир, в котором чудовище с телом дельфина и шестью крокодильими лапами уже не рыло яму, а чахло около чёрного болота будто бы густой энергии, усомнился бы в том, что путь сочащегося смертью Ильи будет долгим.
Для Дойчлянда и товарищей последним оплотом надежды на спасение Ильи так и оставался недоучившийся патологоанатом.
После очередного звонка труповеду у парней были ценные инструкции: дать Илье ряд анальгетиков, витаминов и активированного угля.
К вечеру принялись за лечение. К ночи небо разразилось громовыми залпами.
20 сентября
Дождь лил всю ночь, размывая грунт лужаек. Природа вокруг становилась противной и нестабильной, сжиживаясь и растекаясь. Болезнь Ильи была похожа на природу.
Но из сложившейся обстановки парни умудрились даже извлечь немного лулзов.
На вписку пришёл молодой паренёк, который Илью не знал. Поскольку музыканта никто беспокоить не хотел, Дойчлянд положил его в своей опочивальне, чтобы друг мог набираться сил и греться в покое. В соседней комнате продолжались нескончаемые дебаты. Неожиданно для всех в дверном проёме показался Илья. Его посиневшая кожа, впалые щёки и чудовищно чёрные мешки под глазами заставили юнца, впервые Илью увидевшего, вздрогнуть. Прожжённым троллям сговариваться не пришлось, все заулыбались.
— Ты, Витёк, ща тоже заразишься, — хлопнул парня по плечу Ефрейтор.
— Чем? — испуганно спросил мóлодец, хотя его и звали Сергеем.
— Подкожным гепатитом! — скорчив страшную рожу, подыграл Философ.
— И внутривенным герпесом… — уточнил Дойчлянд.
— Да, да, и все передаются через прикосновения, — схватил Сергея Ефрейтор.
— Бля, да ну вас нахуй! Не хочу, — стал вырываться Серёжа.
Все откровенно хохотали. А Илья, изображая зомби, начал Сергея бесцеремонно тискать.
— Да вы прикалываетесь, да? — неуверенно стал подбираться к истине Серёжа.
Парни переглянулись. А потом ещё сильнее заржали. Тут даже у наивного Сергея лицо просияло.
— Кстати, Илья, — обратился Ефрейтор, — мы тут всё то время, пока тебя не было, слушали песню нашего друга Дмитрия Ткачёва – традиционалиста и хорошего музыканта.
— Интересно, — тихо пробормотал Илья, — и что за песня?
— «Памяти друга» называется, — заулыбался Ефрейтор, — она как раз об уличном музыканте, который умер. Вот думали, будет твоя посмертная, а ты взял и вернулся!
— Включай уже, — оживился Илья.
Через полчаса Илье стало слишком плохо. Он лёг на кровать, начал трястись и ещё сильнее посинел.
— Просто накройте меня, — шептал Илья ссохшимися губами, — мне будет хорошо…
Но Дойчлянд в это не верил. Он вызвал скорую помощь прямо к себе домой, выдворив всех гостей на улицу.
Илью погрузили в «скорую». Поскальзывающийся на грязи Ефрейтор остановил санитаров и, сунув тысячу, уговорил их взять его с собой и везти друга в Боткинскую больницу.
А Дойчлянд пошёл есть шашлыки, которые снова организовал Миро на том месте, где оборвалась нить дойчляндовской любви. В этот раз газон больше походил на болото.
— Вы чё тут как свиньи расселись? — Дойчлянд понял, что Миро выбрал это место неслучайно. — Хуёвее поляны не найти было?
— А у нас совесть есть, в отличие от тебя, — стал отстаивать свой выбор Миро. — Илья вон умирает, а мы тут будем пир устраивать? Да, жрём! Но этим мы бросаем вызов смерти, поскольку еда необходима для продолжения жизни. А грязь… Ну, это чтобы жизнь мёдом не казалась. Скорбим-с.