— Нормальным я тебе нравился больше? — ухмыльнулся Драко и сжал его руку. Гарри сжал его ладонь в ответ.
— Нет, — сказал он, — нормальным ты утомлял еще больше.
Драко вздохнул.
— Ну, такой вот я.
— Ага. Ты такой. Знаешь, один умный человек сказал: “Будь тем, кто ты есть, все остальное — фигня”.
Драко поморщился.
— Какой-то странный умный человек. Это не ты, часом? Очень уж на тебя похоже.
— Нет, — покачал головой Гарри, — это Рон, он тогда был пьян. Но кроме шуток — высказывание очень правильное, возьми его себе на заметку.
Драко кивнул.
— Или он как-то по-другому сказал? — вдруг засомневался Гарри.
— Да неважно, — поспешил заверить его Драко.
— Ну что, еще один круг? — предложил Гарри. — Или у тебя ножки слишком сильно болят?
— Поттер! — предупреждающе воскликнул Драко. Тот засмеялся, и его смех был для Драко дороже всего золота мира.
Он бы добрался до края света, только бы Гарри держал его за руку. И, конечно же, он согласился еще на один круг. А потом еще на один.
========== 23. Окклюменция ==========
Драко начал пользоваться пианино в общей комнате. Сначала его здорово напрягали слушатели — раньше он никогда не играл на публику. До сих пор музыка была для него чем-то личным. Но потом он понял, что она помогает не только ему, но и другим пациентам, которым пришлось в жизни намного хуже, чем ему самому.
Здесь лечились люди, зависимые от зелий, и те, кому не повезло попасть под плохо выполненный Обливиэйт.
И здесь были Лонгботтомы.
Драко знал, что их пытками довели до безумия его дядя и тетя, и поначалу ему было тяжело смотреть, как миссис Лонгботтом хлопает в ладоши в такт музыке, и беспрестанно думать при этом, что в ее невменяемости виновата сумасшедшая тетушка Белла. Но с каждым днем он получал от игры все больше удовольствия.
Никто так не радовался каждой ноте, как миссис Лонгботтом. А однажды она даже притащила с собой в общую комнату сына и энергично указала ему на Драко. Было немного неловко встретиться с Невиллом Лонгботтомом через столько лет, да еще и здесь, но, к счастью, бывший однокурсник только кивнул Драко в знак приветствия и полностью посвятил себя матери, которая возбужденно раскачивалась на стуле под музыку.
Когда Драко оставался один, он писал песню. Теперь, думая о Поттере, он больше не трогал себя, а садился за пианино и работал над композицией, которую назвал просто “Гарри”. Это была тихая спокойная мелодия — и она полностью отражала все то, что Драко чувствовал, как только Гарри заходил к нему в палату. Целительница Симс считала просто замечательным, что в музыке Драко нашел способ передать свое отношение к Гарри. Она не видела ничего страшного в том, что говорить об этом Драко не хотел и что, возможно, он так никогда и не сумеет выразить свои чувства словами.
А все остальное время Драко разбирался с гитарой. Инструмент был ему совершенно незнаком, и Драко приходилось самому учить аккорды, прежде чем приступить к обучению Скорпиуса.
Мать регулярно навещала его и просила вернуться домой. Отец не приходил никогда. Как сказала Нарцисса, он боялся, что здесь его и оставят. Что ж, это не самое худшее, что могло бы с ним произойти, подумал Драко.
— Мы продадим мэнор, — сказал он в последнюю неделю перед выпиской.
— Что? — встревожилась Нарцисса. Малфой-мэнор был ее домом. То, что она потеряла его, после того как Люциус и Драко пережили дорогое судебное разбирательство, разбило Нарциссе сердце. Уже одно только осквернение дома оборотнями и вампирами, а также присутствие в нем Волдеморта во время войны далось ей нелегко.
Драко меньше всего желал лишить мать дома в третий раз. Но поступить по-другому он не мог. Он не хотел больше работать с утра до ночи только потому, что ему приходилось содержать пятерых человек. Он был за многое благодарен своим родителям, но не настолько, чтобы вконец угробить себя.
Он был готов заботиться о Скорпиусе и, конечно же, об Астории, без которой тот никогда не вырос бы таким чудесным ребенком в самом сердце Малфой-мэнора.
— Вы можете снять себе квартиру, — сказал Драко. — И отцу нужно найти работу.
— Но… он же понятия не имеет, что значит работать, — растерялась Нарцисса. — И ты ведь знаешь, он болен.
— Тогда работать придется тебе. Мне все равно, как вы это решите, но я больше не могу тянуть мэнор на себе. Я по уши в долгах и как ни бьюсь, меньше их не становится. Я до смерти устал, — признался Драко.
Он чувствовал себя отвратительно, но целительница придала ему храбрости. К тому же в глубине души он знал, что поступает правильно.
Целительница вообще всегда поддерживала его и даже разговаривала с Нарциссой, когда ему не хватало слов, чтобы выразить свои мысли. На его встречах с Асторией она тоже присутствовала, хотя иногда Драко был рад ненадолго остаться с женой наедине. Он не мог припомнить, чтобы когда-нибудь раньше так наслаждался общением с ней.
Рассказать Гарри о диагнозе он тоже попросил целительницу Симс. Драко хотел, чтобы Поттер хорошо понял, что с ним произошло, но не был уверен, что сумеет внятно описать все эти сложные процессы в своем мозгу.
Гарри внимательно посмотрел на целительницу и ободряюще улыбнулся Драко. Ну просто уму непостижимо, откуда в нем столько спокойствия. Сам Драко нервно раскачивался на стуле, пока Гарри не набрался наглости и не взял его за руку. Драко тут же успокоился, но все же сердито взглянул на него. До сих пор он всегда касался Гарри первым, и тот с удовольствием подчинялся этому правилу.
— Вам о чем-нибудь говорит термин “окклюменция”? — поинтересовалась Симс и приподняла очки.
Гарри передернуло, словно скрывать свои мысли было для него невыносимо.
— У меня это никогда не получалось, — пробормотал он.
— А мистеру Малфою пришлось ее освоить, когда Тот… э-э-э, то есть Волдеморт поселился в Малфой-мэноре. И он закрыл свой разум настолько хорошо, что даже забыл об этом, — начала целительница и внимательно посмотрела на Гарри, словно желая убедиться в том, что тот ее понимает.
Гарри можно было обвинить во многом. В ужасном вкусе — одни только вязаные носки чего стоят, — в раздражающем до зубовного скрежета оптимизме и морализаторстве, которое порой пробуждалось в нем совершенно не к месту. Но дураком его назвать было нельзя.
— Скорее всего, мистер Малфой еще подростком понял, что он гей — или что мысль о сексе с мужчиной как минимум не вызывает в нем отвращения. Но для Пожирателей гомосексуальность была ничуть не лучше магглорожденности. Поэтому спрятать эту часть себя стало для мистера Малфоя вопросом жизни и смерти. И он настолько в этом преуспел, что забыл о своей ориентации целиком и полностью. Для него и по сей день “быть геем” значит “умереть”, — продолжила целительница.
Гарри с ужасом уставился на Драко. Тот только пожал плечами. Звучало это просто кошмарно, но ему самому все казалось не таким уж и страшным.
— С чувствами и сексуальностью вообще дела обстоят точно так же. Он предпочел все это спрятать, поэтому ему так сложно сейчас выразить дружеское расположение и любовь. Он чувствует это, но полностью потерял связь с той частью мозга, которая отвечает за проявление чувств, — сказала целительница. Гарри шокировано почесал в затылке. Драко улыбнулся — этот жест вызвал в нем целую бурю приятных эмоций.
— Значит, он спрятал все свои чувства при помощи окклюменции? — растерянно переспросил Гарри и сжал руку Драко так сильно, что стало больно. Драко это не напугало. Он успокаивающе погладил пальцы, как тисками сдавливающие его ладонь.
— Полагаю, он понял на шестом курсе, что Волдеморт без колебаний использует его любовь к родителям. И он скрыл ее — а заодно и все остальные чувства, будь то дружеские или любовные. И, конечно же, запрятал поглубже тот факт, что он гей. Это было для него единственным способом выжить, — сказала Симс.