И как только у него хватало нервов на эдакого неряху? Драко сдернул с зеркала носок и пристроил его на мантию.
Приучить Гарри к порядку оказалось попросту невозможным, и он по-прежнему был совершенно невыносим, когда дело доходило до спасения мира, но он оставался тем самым Гарри, которого Драко любил. Порой Драко даже мог ему об этом сказать, пусть даже очень быстро и невнятно. А иногда он только и мог, что напомнить о своих чувствах музыкой. Впрочем, лучше ее о любви рассказать не могло ничто, как считал Драко.
Он так и не сумел снова научиться летать, и аппарация ему тоже не удавалась, но это не мешало Драко чувствовать себя счастливым и умиротворенным. Даже несмотря на то, что он плюс ко всему был геем. Иногда его начинали одолевать мысли о том, что это ненормально, но все реже и реже.
Они с Гарри любили друг друга — очень любили, — но были невероятно разными. Гарри все еще носился по миру, лихорадочно выискивая, кого бы ему еще спасти, и неважно, просили его о помощи или нет. А Драко все еще погружался в свою музыку.
Гарри всегда возвращался из своих спасательных акций к Драко и отдыхал вместе с ним. Случалось, что он задерживался всего на несколько часов, а бывало, что и на несколько дней. Чем дольше он оставался рядом с Драко, тем больше радовалась Шелли, потому что ей наконец-то было что убирать.
Драко не ходил с Гарри ни на демонстрации, ни на благотворительные мероприятия. Он так и не решился открыто заявить о своих отношениях с Поттером и по сей день боялся кричащих заголовков в “Пророке”.
Об их связи знали родители, семейство Уизли и друзья — хватит для начала, решил Драко.
Вытирая волосы, Драко подумал о Скорпиусе, который проводил здесь каждые выходные. И за это Драко очень любил конец недели — а еще за то, что Гарри тоже был в эти дни дома, и они втроем всегда придумывали себе какое-нибудь интересное занятие.
Гвеног Джонс членом семьи так и не стала, и Скорпиусу пришлось с этим смириться. В конце концов, он сделал все, что мог. После развода родителей он, не желая беспокоить мать, сам рисовал сердечки и отправлял их мисс Джонс от ее имени. Менеджер квиддичной звезды, Сэм, был так поражен количеством писем, что связался с Асторией — и вот уже месяц жил вместе с ней.
Сэму удалось сделать Асторию счастливой, да и Скорпиусу он нравился. Гарри тоже был доволен, потому что Сэм раздобыл для них абонемент на игры “Холихедских гарпий” и даже забронировал отдельную закрытую ложу, так что Драко мог не беспокоиться, что журналисты увидят их вместе. Гарри твердо верил, что Драко когда-нибудь снова научится летать, и считал, что просмотр квиддичных матчей может оказаться хорошим стимулом. Целительница Симс, правда, очень в этом сомневалась и полагала, что все зависит исключительно от самого Драко, но и матчи как минимум не помешают.
Скорпиус обожал ходить на квиддич, причем предпочитал бывать там с Гарри и Драко, а не с матерью и Сэмом, так как Астория в спорте совершенно не разбиралась, а Сэм как менеджер команды был практически всегда занят во время игры.
Драко натянул на себя брюки и свитер — и замер. Гарри забыл на тумбочке свои бумаги. Вот проклятье. Без них он не сумеет хорошо выступить, а ведь это было для него так важно. Он вчера весь вечер писал речь и репетировал ее перед Драко.
Драко взял пергамент в руки и задумался. Он не мог допустить, чтобы доклад о вырубке тропических лесов сорвался. Гарри уже несколько дней ни о чем другом говорить не мог.
Драко быстро высушил заклинанием волосы и надел мантию. Раздраженно стащив второй поттеровский носок с подставки для зонтиков, он ненадолго задумался, пытаясь припомнить, что же они такое вчера вытворяли, раз носки оказались в самых невероятных местах.
Прижав к себе документы, Драко решительно шагнул в камин и, добравшись до министерства, огляделся. Здесь было очень много людей, ничего не знавших об их с Гарри отношениях, и среди них, конечно же, имелись представители прессы. Драко с трудом сглотнул; ему безумно хотелось вернуться назад, в свою уютную квартиру, к своей любимой скрипке, но он заставил себя остаться. Он найдет Гарри, быстренько сунет ему в руки бумаги и тут же сбежит.
Его сердце наполнялось гордостью, пока он продирался сквозь толпу. Подумать только, сколько людей пришли послушать его Гарри! Это же просто здорово!
Сам он по-прежнему занимался расчетами для Гринготтса и давал уроки музыки. Дети, которые приходили к нему учиться, все как один были рыжеволосы, но Драко это не смущало. Главное, что дети оказались очень милыми, а Молли, которая часто забирала своих внуков, всегда приносила ему свежее домашнее печенье.
По понедельникам Драко занимался с детьми Билла и Флер, по вторникам — с дочерями Перси, по средам приходили Роза и Хьюго, а четверг Драко оставил для маленькой дочки Панси и Грега. Ей, правда, исполнилось всего полгода, и прежде чем она сможет держать в руках музыкальные инструменты, ей придется подрасти. Ну а по пятницам после обеда Драко возился с детьми Джорджа. Он специально оставил их напоследок, потому что в конце недели Гарри чаще всего рано возвращался домой, а он был единственным, кто мог удержать Фрэда и Роксану от засовывания флейты в нос или в уши.
Выходные же были полностью посвящены Скорпиусу.
Признаться, занятия приносили не так много денег, как продажа зелий в аптеку, но Драко нравилось учить детей, и он надеялся, что когда-нибудь хобби станет его профессией и он уволится из Гринготтса.
Гора долгов превратилась в холмик с тех пор, как Драко приходилось заботиться только о Скорпиусе и Астории и не думать о содержании большого поместья и о родителях. Те вполне неплохо заботились о себе сами. И Астория собиралась найти работу, как только Скорпиус сможет обходиться без нее. Общаться с ней с тех пор, как в ее жизни появился Сэм, стало еще приятнее, она теперь совершенно спокойно относилась к ориентации Драко и даже нормально разговаривала с Гарри.
Да, довольно подумал Драко, его жизнь стала намного лучше, чем раньше, и он был очень рад, что настоял в свое время на лечении в Мунго.
Драко сильно толкнули в бок, и он остановился и нервно огляделся. Ну где же Гарри? Он сглотнул, вдруг осознав, что стоит посреди огромной толпы и вообще собирается публично заявить о своей ориентации.
И стоило только подумать о Гарри, как Драко, в очередной раз обернувшись, увидел его прямо перед собой. Сердце бешено заколотилось в груди, и Драко робко улыбнулся.
— Что ты здесь делаешь? — растерянно поинтересовался Гарри. Когда что-то сбивало его с толку, он выглядел так мило, что Драко едва сдержался, чтобы не поцеловать его.
Он протянул Гарри бумаги.
— Твой доклад о тропических лесах, — сказал он. Рука мелко дрожала.
Гарри просиял.
— О, спасибо, но он будет только на следующей неделе. Сегодня будет доклад о раке — или о преследовании великанов? — Он вздохнул и покачал головой. — Порой я уже и сам путаюсь.
— Да уж, нелегко быть профессиональным благодетелем, — пожалел его Драко.
— Это точно, — согласился Гарри, пытаясь вспомнить, зачем он все-таки пришел сюда сегодня. — Кажется, мне стоит поменьше работать, — расстроенно произнес он.
Он так мило нахохлился, что Драко, забыв о толпе, поцеловал его.
— Ты что? С ума сошел? — поинтересовался Гарри, сияя от счастья. — Мы же на людях!
Некоторые уже начали оборачиваться и перешептываться, обращая внимание собеседников на то, что наследник Малфоев — гей и что Герой встречается с Пожирателем. Драко запаниковал. Но потом он взглянул на сияющего Гарри, и ему вдруг пришла в голову простая мысль: а какая, собственно, разница, что о нем подумают другие?
Он дотронулся до руки Гарри и сразу же почувствовал себя лучше. Все казалось таким простым, когда Гарри был рядом, и Драко с улыбкой попросил:
— Прикоснись ко мне, Поттер.