- Кого бы я ни назвал, лед скользкий. Посмотрим, что будет на стартах.
- Не могу не спросить об Анастасии Никольской.
Я резко выпрямляюсь в кресле и хватаю со столика журнал, чтобы закрыть лицо. Зачем отец привел меня сюда?! А если кто-нибудь меня узнает?
- Подающая надежды фигуристка вдруг перестала выступать. Что случилось? Пресса винила во всем конкуренцию, мол, не выдержала, испугалась.
- Об этом вам лучше спросить ее родителей.
- Они, насколько мне известно, не публичные люди.
- Тогда мне остается только посочувствовать. Думаю, Анастасия выиграла достаточно, чтобы не жалеть о последствиях своего выбора.
Когда я слышу эти слова, меня накрывает яростью. Как он смеет вообще произносить мое имя! Говорить о выборе! Черт, я совершенно явственно слышу в его словах и намек, и усмешку. В интервью федеральному каналу нельзя говорить она сама виновата в том, что потеряла зрение и не смогла вернуться в спорт, пусть скажет мне спасибо, что взяла хоть парочку медалей!
Но я не хочу говорить спасибо, я хочу, чтобы Алекс Крестовский исчез с лица Земли, только вряд ли мироздание услышит мои надежды. Пока что ни одна не оправдалась.
- Но все же конкуренция между Никольской и Гавриловой имела место быть?
- Разумеется, без конкуренции развитие становится невозможным.
- Вы, как тренер, можете дать оценку: кто тогда все же был сильнее?
- Мне кажется, жизнь все расставила по местам. Гаврилова чемпионка мира. Никольская завершила карьеру. Вы всерьез спрашиваете, кто из них был сильнее?
Я не могу больше это слушать. Каждое слово лезвие, втыкающееся в сердце. Да, это Александр Крестовский. Тренер, о котором говорит весь мир, который украшает обложки журналов. Он не берет детей из обычных семей и не делает чемпионок из работящих девочек. Каждая его спортсменка пиар-проект, он получает сумасшедшие деньги от родителей не только чтобы дети привозили грамоты и медальки. Крестовский мост к головокружительной карьере даже вне спорта. Это связи, контракты, реклама.
Это мой кошмар и мое проклятие.
Беру трость и поднимаюсь. В коридоре никого, сейчас как раз идут тренировки, так что можно спокойно пройти, не боясь столкнуться с кем-нибудь и услышать ты че, слепая?! .
Свободной рукой я веду по стене, отсчитывая двери. Одна вторая третья. Я знаю этот коридор, как свои пять пальцев, я столько лет ходила по нему. И эту дверь знаю, и даже могу вызвать в памяти табличку Крестовский Сергей Олегович, директор . Брат Алекса, директор спортивного клуба. Раньше я могла запросто напроситься к нему на беседу, обсудить соревнования или тренировочный процесс. Мне нравилось у него бывать.
Сейчас тошно, потому что хоть я и не вижу, все равно чувствую жалость. Каждый, кто четыре года назад смотрел на меня и восхищался, сейчас сокрушается и стенает. Настенька, как же так ты ведь была такой спортсменкой! Как будто я не ослепла, а сдохла.
Останавливаюсь у двери и прислушиваюсь. За четыре года жизни в темноте я научилась слушать и слышать. Это не тот феноменальный слух, о котором пишут в романах, но все же мозг старается хотя бы частично скомпенсировать утраченный орган чувств.
Я слышу разговор отца и директора.
- Борис Васильевич, я все понимаю, - терпеливо и явно не в первый раз объясняет Сергей Олегович, - но у меня нет тренеров, работающих с инвалидами. Для этого нужно особое образование, лицензия. Что я буду делать, если придет проверка?
- Все вопросы с проверками я возьму на себя, но Сергей, вы ведь и сами понимаете, что никому не нужно проверять, имеют ли в вашем клубе право заниматься со слепой девушкой. Ну поймите вы меня, ей это нужно.
- Я понимаю. Но это опасно, Борис Васильевич. Даже слабослышащим опасно находиться на льду, а слепой? А если ее собьют? Если она упадет?
- Я готов выкупать арену на тот час, что Настасья будет на льду.
- И что прикажете мне делать с другими спортсменами? У нас нет аренды льда.
- А у меня одна дочь! И она с ума сходит дома, она каталась всю жизнь, ей нужен лед, ей нужны ебаные коньки! Неужели сложно найти кого-нибудь, кто просто покатает ее за ручку по кругу?!
- Хорошо, - вздыхает директор. Я попробую кого-нибудь найти. Аренда льда стоит тридцать три тысячи. Работа тренера пять. Это будет вечернее время, после двадцати одного, в рабочие часы я не могу закрывать арену.
- Идет. Три раза в неделю.
- Два.
- Ладно, - ворчит отец. Пришлите мне счет на месяц, я оплачу.
- А если Анастасия не захочет кататься? Не так-то просто встать на лед после того, как выносила всех в одну калитку.