Глава 1. Моя жизнь - моя каторга.
Зимнее утро не казалось уже таким холодным и пустым. Улицы Парижа наполнялись людьми, на лавках появлялся товар. Девушка шла, кутаясь в тоненький плащ, щеки были красными от мороза, она замерзла до самых костей, а в голове звучали крики людей. Она ненавидела свою жизнь.
POV Кристина
Эту ночь я провела на улице. Мои ноги подкашивались от изнеможения и голода. Я была готова продать душу за кусок хлеба и теплый плащ. Дворовые собаки смотрели на меня своими маленькими голодными глазами. Я прислонилась к стене здания, почувствовав ее холод, и, немного передохнув, отправилась дальше в «свой» полуразрушенный домик, который находился в самом бедном районе Парижа. Но я не смогла подняться, мои ноги не слушались и, смирившись с мыслью, что вот так мне и суждено умереть, упала на землю. Проходящий мимо мужчина остановился, и посмотрел на меня, его взгляд выражал презрение к таким, как я. Я возвращалась с работы, и у меня была еще пара часов, чтобы отдохнуть и снова идти на работу, но уже другую. Толкнув дверь, я вошла внутрь, запах алкоголя моментально ударил мне в нос. Голова закружилась от мгновенного краткого опьянения. Стряхивая дурман, сделала шаг. Пожилой мужчина спал, голова его мирно лежала на грубой и грязной поверхности стола, а обе руки свисали вниз. Сколько себя помню, этот человек ни разу не был трезвым. Тихо пробравшись к дверце, ведущей в подвал, я мышкой шмыгнула туда, стараясь не разбудить его. Темнота окутала меня, пару секунд глаза привыкали к темноте. Медленно, на ощупь, я спускалась по ступенькам, стараясь не наступать на скрипучие доски, и прошла к своей «постели». Я могла ходить с закрытыми глазами по подвалу, потому что знала каждый выступ стены, каждую ямку в «полу», каждый дюйм этого маленького помещения. Это была моя «комната». Я сняла обувь и, не раздеваясь, залезла в холщовый мешок с сеном. Я долго не могла согреться, из-за сырости и холода сено было холодным и влажным. Изо рта валил пар, когда пыталась согреть руки дыханием. Наверху царила тишина, это были единственные моменты в моей жизни, когда я лежала спокойно, не боясь, что сейчас ворвётся этот пьяница и начнет меня бить, оскорблять и пытаться отобрать у меня деньги, которые зарабатывала, копя на свою мечту. Я погрузилась в свои мечты и не заметила, как время пролетело. Нужно было вставать и идти на работу. Утром я работала в прачечной, потом у меня было два свободных часа, и продавала на улице газету, а вечером уже неслась в Гранд Оперу мыть полы. Я примерно подсчитала, что еще два года работ и я, наконец, смогу осуществить свою мечту. Отодвинув то, что мне служило «кроватью», провела рукой по заледенелой земле, на ощупь нашла тайник, где хранила деньги. Выкопала мешочек, взяла монетку, и спрятала обратно, накидав обратно доски. Темнота мне вовсе не мешала - за десять долгих лет привыкла. Мне даже казалось, что я лучше вижу в темноте, чем днем. Положив монету в карман платья, чтобы купить вечером молоко и хлеб, я также тихо вышла из дома и побежала в прачечную. Это я преувеличила - прихрамывая на обе ноги, поковыляла неспеша. Я смахивала на старуху, которую разом одолели все болезни. В свои восемнадцать лет я была страшна как черт. Когда-то длинные каштановые кудряшки, переливающиеся на солнце, радовали меня, а потом они стали блеклыми и безжизненными, и, так как они стали приносить мне много неудобств, я их обрезала. Было очень жалко. Теперь у меня короткий ежик. Так хоть можно было вымыть голову и не заработать вшей. Глаза провалились, и их очертили яркие синяки. Подбородок заострился, щеки впали от вечного недоедания. Кожа была непонятного цвета, с переливами от сине-желтого до зелено-красного. Я была похожа на скелет, обтянутый кожей. Ноги постоянно болели. Неудобная обувь натирала мои ноги до кровавых мозолей. Так что я не была красавицей, пусть даже нищей. Соседи сторонились меня, считали прокаженной, а соседские дети до сих пор смеются надо мной, кидаясь в меня камнями и грязью. Так больно...
Глава 2. Воспоминания о детстве.
Мне было тогда десять лет, и я мало что понимала. Я сидела на улице, возле дома дяди Джона, который забрал меня к себе по просьбе моего отца. Он не хотел, чтобы я росла в приюте, но лучше бы отдал туда. Летнее солнышко ласкало своим теплом, а проказник-ветер растрепал мои волосы. За два года жизни я сильно отощала и, несмотря на это, платья были тесными, короткими, и сковывали движения. Обувь тоже мне стала мала, я ходила босиком, поэтому мои ступни были в мозолях и ранах, причиняя невыносимую боль. Однажды я подошла к дяде и попросила купить мне новую одежду. Он разозлился, схватил меня за волосы, накрутив на свой толстый кулак, чтоб я не вырвалась, и посмотрел в мои глаза. Дядя Джон был невысокого роста, смуглокожий, с русыми короткими волосами, тонкими губами и глубоко посаженными мутно-серыми глазами, в которых полыхала вечная ненависть ко мне. Всегда находился в пьяном состоянии. Краем глаза я уловила, как его левая рука замахнулась, нанеся мне по щеке обжигающий удар, который был настолько силен, что кровавая слюна вылетела изо рта. Я дернулась от боли, по щекам покатились слезы, смешиваясь с кровью, пощипывая рану на щеке. Я ощутила ее железистый привкус на губах, меня затошнило и, не удержавшись, вырвало прямо на него. Я в сердцах улыбнулась своему поступку. Мужик резко отскочил. - Ах, ты, ДРЯНЬ! - заорал неистовым голосом он. - Я убью тебя! - я посмотрела ему в глаза, и на моем лице появилась свирепая улыбка. Его пошатывало, но он умудрился снова меня схватить за волосы и стал вытирать мною пол. Я орала от боли и обиды, грязные волосы залепили рот. Умоляла его не бить меня, но он не слышал, вымещая на мне всю ненависть. - Что ты думаешь, если мой брат попросил забрать тебя к себе, приютить нахлебницу, то я должен тратить свои деньги, чтоб покупать тебе красивые шмотки? Ты и так страшная и тупая, и никто на тебя не обратит внимания! Так скажи мне, зачем я должен на тебя тратить деньги? - брезгливо толкнул меня, отчего завалилась на пол. - Одевать, поить, кормить и платить за твою тупую учёбу. Твое место в борделе. Дрянь! - он ходил по комнате, как разъярённый зверь. - Давно бы избавился от тебя, если бы не деньги твоего папаши,. - Его глаза горели ненавистью. Мой отец обещал, что после его смерти мне хватит денег на все, вплоть до двадцатилетия. При этом он написал в завещании, что его брат тоже будет получать некую сумму, если согласится взять меня к себе. Но мой отец, видимо, не учел, что его брат пьяница, транжира и не сдержит обещание, данное ему. - Но вы же обещали! - я попыталась встать, но руки разъезжались в этой вонючей жиже, волосы облепили лицо. - Мне ежемесячно, как и вам, перечисляются деньги, так почему вы тратите их на выпивку и шлюх? - я решила идти до конца, уж лучше смерть, чем такая скотская жизнь. - ПОЧЕМУ??? - заорала охрипшим голосом. - За что вы меня так ненавидите? Я не сделала вам ни чего плохого... почему? - он подошел ко мне, присел на корточки и сказал: - Потому что наша мать любила его больше, чем меня, и ему все доставалось на блюдечке с голубой каемочкой! - он сплюнул рядом со мной, брызги слюны попали мне на лицо. Он встал, покачиваясь, посмотрел на меня, валяющуюся на полу, сверху вниз. И, вложив всю злобу ко мне и своему брату, ударил ногой в живот. Я отлетела к стене, ударившись спиной, закричав еще сильнее. Одежда пропиталась кровью и блевотиной, воняло так, что мне стало еще дурней. - Когда я вернусь, чтоб тут было чисто! Ты поняла меня? Сука! - его глаза горели адским пламенем, на щеке были пятнышки моей крови. Я кивнула и поползла на кухню за ведром, корчась от боли во всем теле, захлебываясь слезами и кровью. Он смерил меня ненавидящим взглядом и повернулся ко мне спиной, открывая дверь с ноги. Тишина. Слезы боли, ненависти к этому человеку не кончались, больше всего сейчас хотелось умереть. Протерла ладонью лицо, пытаясь отлепить прилипшие волосы. Кое-как выползла на улицу с ведром для воды. На меня сразу уставились все соседи, тыкая пальцем и тихо перешептывались, но никто, мне не помог. Скрюченная, я шла до колодца, левой рукой держась за живот, благо, недалеко идти, но вот возвращаться было еще больнее. Вымыв пол, я спустилась в подвал и взяла свой, такой же маленький, плащ. телесная боль слегка утихла, но душевная никак не унималась. Я стояла на кухне и смотрела в одну точку, бормоча себе под нос: - НЕНАВИЖУ, НЕНАВИЖУ!!! - схватила нож и выбежала на улицу.