Ян Полищук, Борис Привалов, Борис Егоров
НЕ ПРОХОДИТЕ МИМО
Роман-фельетон
Иллюстрации Е. Ведерникова
«Увидев безобразие,
не проходите мимо»
Фельетон первый. День рождения
Здание студии документальных фильмов носило транспортный отпечаток. Вестибюль был холоден и гулок, как зал ожидания пассажиров дальнего следования.
На студии стоял вокзальный гомон. Прибыл из командировки очередной кинообоз. Приехавшие метались среди колонн фасада. Механики из фонотеки, пользуясь случаем, записывали шум приезда: создавалась коллекция звуковых консервов. Грохот заготовлялся впрок для озвучивания кинофильма «Тише едешь — дальше будешь».
Творцы фильмов со сноровкой бывалых транзитников волокли предметы съемочного обихода. Не посвященный в тайны хроникально-документального производства увидел бы здесь однородную творческую массу. Студийный же старожил с первого взгляда определил бы, на какой ступеньке служебной лестницы застряли те или иные кинотруженики. Все определялось вещью, при которой они находились.
Уделом румяных стажеров была тяжелая осветительная аппаратура. Веру, надежду и любовь излучали их сверкающие, как софиты, глаза. Ассистенты горделиво тащили штативы. Это была следующая степень творческого доверия. Ее заслуживали отдельные лица, достигшие, как правило, тридцатилетнего возраста, имеющие высшее образование и прослужившие на студии не менее трех лет беспорочно. Точная оптика находилась в руках вторых операторов, людей выше среднего возраста. Многие из них втайне от сослуживцев уже писали мемуары «Узник съемочной камеры». Первые операторы — пожилые мужчины с проплешью — расхаживали налегке, размахивая, словно кадилами, ручными киноаппаратами. И все-таки самый тяжелый груз выпал на долю режиссеров, хотя в руках у них ничего не было. Они несли ответственность.
Остроносый блондинчик стажерского возраста бодро лавировал среди студийной сутолоки. Вместо полагающейся ему по рангу тяжести он почему-то держал в руке обыкновенную папиросную коробку. Заметив брошенный посреди вестибюля ящик, блондинчик нахмурился и грозно повел носиком.
— Эй, старики! — крикнул он. — Работа есть! Можаев, Благуша! Быстро!
Двое молодых людей направились к блондинчику. Первым подоспел Можаев, кудрявый брюнет с трубкой в зубах. Высокий юноша в больших роговых очках — Благуша — шагал степенно и неторопливо. Его мощным плечам, прикрытым спортивной двухцветной курточкой, мог позавидовать любой тяжелоатлет.
— Благуша прибыл! — доложил очкастый.
— Вот, — сказал блондинчик и повел носом в сторону ящика. — Надо быстро оттащить в подвал. Работа сдельная, хи-хи… Я бы в сам отнес, да некогда. Протарзанов папирос ждет.
И блондинчик, подхихикнув, умчался.
— Глумится, — добродушно улыбаясь, произнес Благуша. — Знает Власий: в последней экспедиции меня опять использовали как грубую тягловую силу. Установил я межстудийный рекорд по тасканию штативов.
— Гиндукушкину этот номер безболезненно не пройдет, — сердито сказал кудрявый брюнет. — Но ящичек-то действительно нужный предмет обихода. Раз-два — взяли…
Ящик поплыл по лестнице, ведущей в подвал.
— Помнишь, Юра, год назад, когда мы получали операторские дипломы, — пустился в лирические воспоминания Благуша, — нам казалось, что до создания хроникальных шедевров рукой подать. — Он браво нес ящик одной рукой, а другой отпихивал чересчур близко пробегающих кинодокументалистов. — Как говорят у нас в Виннице, «помазали губы медом, а облизати не дали».
— Давным-давно нам, Мартын, пора в самостоятельную путь-дорогу, — сказал Можаев со вздохом. — Надо коллективно таранить начальство… Хотя бы один сюжетик получить на двоих… В противном случае придется перейти работать на эстраду. Ты будешь вроде Тарапуньки…
Оттащив ящик, Можаев и Благуша вернулись в вестибюль. Народу значительно поубавилось: прибывшие уже разбежались по студии.
Прямо на операторов двигался полный молодой человек в мохнатом демисезонном костюме. Из бортов пиджака густо выпирал подкладочный волос. Начинающий толстяк утопал носом в раскрытой папке.
— Костя! — обрадованно закричал Благуша. — Подними глаза!
«За-за-за!» — подхватило эхо под вокзальными сводами.
— Приветствую в вашем лице, товарищ Шишигин, — произнес Можаев скучной скороговоркой, — не только редакторский актив студии в целом, но и персонально главу сценарного отдела…
«Дела-дела-дела…» — подтвердило эхо.