— Я считал, что мальчик может этих лирических разговоров и не слушать, — виновато проговорил Мартын. — Я его выпустил в сад из педагогических соображений.
— Ты, Мартын, ведешь себя так, словно решил сегодняшние кадры и впрямь доснимать на Вериной свадьбе! — вздохнул Юрий. — Но учти, во-первых, как ты слышал, она будет не скоро, а во-вторых…
— А во-вторых, на ней будут не все Калинкины, — подхватила Пелагея Терентьевна. — Лично я и видеть принца Альбертика больше не хочу.
— На вашем месте, мама, я не стала бы так оскорблять человека, которого любит ваша дочь, — заволновалась Вера. — Вы настроили всю семью против Бомаршовых. А Надежда, так та распространяла сплетни, что у него сейчас какие-то отношения с какой-то Лелей… И чуть ли не каждый день надоедает мне своими пародиями, передразнивает моего Альберта. Но я знаю, Берт любит меня неограниченно. Он человек золотой души!
— Не столько золотой, сколько позолоченной! — вставила Пелагея Терентьевна. — Снаружи шик, а внутри пшик!
Вера порывисто встала и, алея от гнева, фыркнула:
— Хватит злословить! Не вам с ним жить, а мне! Завтра Альберт получит новый паспорт, и мы сразу из милиции едем в загс!
— На той самой машине, на которой твой Альберт в свободное от одной невесты время возит за город другую? — спросил Владимир Прохорович. — Кстати, у меня есть сведения, что он и паспорта-то не терял!
— Это опять кто-то распускает сплетни, — отмахнулась Вера. — Если раньше Альберта можно было в чем-то упрекнуть, то в последнее время он совсем иной, даже внешне.
— Вот-вот, именно внешне. Знаешь такую древнюю пословицу: «Змея меняет шкуру, но не меняет натуру»? — с ударением произнес Владимир Прохорович. — Мы вместе с Надей видели четыре дня назад, как Альберт возле моей станции целовался с одной девушкой…
— Легче всего возвести на человека напраслину! — рассердилась Вера. — Еще одно слово об Альберте — и я покидаю вас.
Владимир достал из кармана две фотографии и подал снимки Вере.
Вера зарделась так сильно, что ее ярко накрашенные губы оказались самым бледным пятном на лице.
Она скомкала фотографии и, не выпуская их из рук, выбежала из комнаты мимо ошарашенного Тимофея Прохоровича.
В комнате наступила неуютная тишина. Братья и сестры понурились.
Только самовар попрежнему пребывал в хорошем настроении и весело пыхтел.
— Разбегаются действующие лица и исполнители, — грустно сказал Юрий. — А ведь когда мы сегодня подъезжали к деревне, я казался себе мудрым и многоопытным. Рассчитывал быстро снять последние кадры.
Но Благуша не слушал его, а смотрел на Надю. Юрий наклонился к уху приятеля:
— Глядя на тебя, я вспомнил одну древнюю украинскую легенду: парубки влюбляются раз в жизни, да и то перед этим три года присматриваются к дивчинам, чтобы характер изучить досконально. Один мой друг считал даже это своей жизненной установкой, но… влюбился с первого взгляда. И вот уже почти целый месяц думает, что этого никто не замечает.
— Неужели так заметно? — испуганно спросил Мартын и до конца съемок старался смотреть только на Пелагею Терентьевну.
Тимофей Прохорович, сдвинув мохнатые брови, вышел из дому.
— Хоть бы одним глазком заметить, как они вместе, эти Калинкины, выглядят, — простонал Юрий.
— Едва ли Вера вернется быстро, — сказала Надя. — Ей сейчас не до съемок. Представляете, раззвонили о свадьбе на весь Красногорск — и вдруг такой конфуз! Вика Удилова и прочие уже наряды сшили к пиру. Ах, как они будут разочарованы! И я еще над нею насмешничаю…
— Нет худа без добра. Хорошо, что паспорт во время, так сказать, «утонул» у этого Бомаршова, — усмехнулся Владимир Прохорович, — не успела наша красавица расписаться! Сейчас небось ревмя ревет где-нибудь под смородиновым кустом!
— Человек переживает, а ты насмехаешься, — укоризненно произнесла Елизавета Прохоровна. — Женская душа не автомотор, в ней так просто не разберешься. А если бы ты узнал о своей любимой девушке накануне свадьбы такое?
— Не волнуйся, с моей девушкой такого случиться не может, — веско заявил Владимир Прохорович. — Во всяком случае, я ее знаю лучше, чем Вера Альберта!
— Типично мужская самоуверенность, — отметила Елизавета Прохоровна. — Вот Тимофей был убежден, что он Веру воспитывал в лучших традициях. А мы ведь его не раз предупреждали!
— А чего его было предупреждать? — сказала Пелагея Терентьевна. — Он все знал. Его беда в другом: он увидит, покричит, а потом скажет: «Все это мелочи. Надо быть выше их», — и успокоится.
— У них, у снабженцев, — пробурчал Прохор Матвеевич, наливая чай, — у всех твердости в характере нет. Торговля дело неустойчивое и неровное. Ежели каждую неприятность долго переживать, нервов на всю жизнь определенно не хватит. Вы уж сейчас на Тимошу не наскакивайте. Ему и так не сладко, не сахарно.