Юрий в недоумении остановился.
— Какая очаровательная минута! — увидя аппарат в руке Можаева, воскликнула женщина со статуэткой. — Столько операторов сразу! Чувствуешь себя как в столице! Будем знакомы — Вика Закусил-Удилова! Мой муж — ответственный работник Кудеяровского горсовета.
— Можаев, — без энтузиазма представился Юрий.
— Можаев? Блестяще! Мне знакомо ваше лицо. Вы не лауреат?
— Кандидат.
— Но за этот фильм вы наверняка будете лауреатом. Вас ждут впереди персональные машины и должность главного режиссера. Это, кажется, номенклатурное звание? Ах, как это заманчиво! Ваша жена будет счастливой.
Юрий окинул взглядом свою собеседницу. Она была одета так воздушно, что в эту сорокаградусную жару около нее казалось прохладнее.
— Все в полном порядке! — сказал Мартын. — Можно пускать публику— съемка окончена! — и слез с полки.
Вика порхала от прилавка к прилавку.
— Подберите-ка мне кожаный реглан. Хочу сделать мужу подарок. Только чтобы реглан был с блеском. Люкс!
— Размер? — с готовностью спросил продавец.
— Пятьдесят шестой, рост пятый…
— Ваш муж — большой человек…
— Конечно, это знают все, он видный работник, — ответила польщенная Вика.
— Едва ли подберем, — загрустил продавец. — Редкий размер.
— A y вас не бывают подушки-думки? У меня теперь новая страсть. Я уже купила одиннадцать штук! И среди них есть одна персидская и две сиамские. Ах, они очаровательны! Я не понимаю, почему музей изоискусств не коллекционирует думки?!
— Думок не держим, — с ударением сказал продавец.
Получив приказ «пускать», швейцар дядя Митя отступил на заранее подготовленные позиции, и покупатели вошли в помещение. Окружив тесным кольцом Вику и Веру, они с любопытством обозревали участников съемки.
— А здорово вы играли эту буржуазную штучку! — восхищенно улыбаясь, произнес гражданин с пылесосом. — Разрешите от имени, так сказать, общественности поблагодарить!
— Фуй! — сказала Вика. — Разговоры, как в универмаге! — и, растолкав толпу, вышла на улицу.
— Вот молодец! — завистливо заметила девушка с томиком Станиславского в руке. — Как она вжилась в образ!
— Так вжилась, что ее оттуда никак не выживут, — сказал кто-то. — Это же жена кудеяровского Закусил-Удилова. А вы уж и прослезились — «актриса», «образ»…
От хохота зазвенели стекляшки люстр в отделе ламп и абажуров.
Операторы и Вера вышли на улицу. Вика стояла у машины..
— Ах! Сколько еще сталкиваешься с некультурностью публики! — сказала она, презрительно поглядев в сторону магазина.
— Что ты, Вика? — почему-то покраснела Вера. — Разве так можно?
— Ах! Они же обо мне говорят нехорошие вещи… Впрочем, какой кокетливый денек! — переменила тему Закусил-Удилова. — Вы знаете, у нас под Кудеяровом — избранное местечко. Сплошь виллы, персональные дачи. Спросите дачу Закусил-Удилова — каждый покажет. Приезжайте к нам в воскресенье. К сожалению, на неделе мы будем заняты: меняем квартиру.
— Что, лучшие условия, больше площадь? — спросила Вера.
— Нет, менее роскошная, чем прежде, но зато в доме, где живут одни ответственные работники… Ну как, приедете?
— Благодарствую, — пробормотал Мартын, — работы много, не знаю, удастся ли выкроить время…
— Тимофей снимает дачу рядом, — сказала Вера, — вы же все равно там будете.
— Приезжайте, — проворковала Вика и дотронулась до руки Мартына. — Вы будете чувствовать себя у нас как дома. А ваш приятель какой-то бука… Молчит и смотрит, смотрит и молчит. Впрочем, есть сорт мужчин, которые, увидя меня, немеют.
— He нахожу слов, — сказал Юрий, — лишился дара!
— Острота — высший класс! — воскликнула Вика и, сделав глазки Можаеву, подхватила Веру под руку. Женщины зашагали по тротуару.
Лимузин Закусил-Удилова, как хорошо воспитанная собачка, шел у Викиной ноги, не обгоняя и не отставая.
— Пойдем питаться! — сказал Юрий.
Мартын поглядел на Можаева затуманенными очками:
— Мне почему-то сегодня не хочется есть!
— Таинственное явление природы, — усмехнулся Юрий. — Впервые в жизни Благуша отказывается от обеда. Может быть, ты тайно ел сырую картошку у Калинкиных? Была не была: знаешь, что сказала Пелагея Терентьевна? Что не хотела бы иметь такого сына, как ты. Ясно почему? Не совсем? Ну, тогда почитай письмо, которое она хотела отправить на студию. И молись на меня за то, что я ее отговорил это сделать. Чем не поступишься ради друга, даже принципами… Как это у вас говорят в Виннице? Любишь смородину, люби и оскомину? Так, да?..