Но таких, как Закусилиха, попадалось мало. Как правило, Надю принимали везде с распростертыми объятиями и искренне благодарили за чуткость.
Случались иногда и самые непредвиденные казусы.
… — Можете меня увольнять, — сказала Надя, войдя в стеклянный закуток директора, — но я ничего не понимаю!
Глава забытых и потерянных поглядел на огорченную Калинкину и на небольшой, спортивного вида чемодан в ее руке.
— Ты давай все по этапам, без спешки! — сказал директор, обмахиваясь, как всегда в минуты волнения, тюбетейкой.
И Надя рассказала начальству события этого бурного утра.
Собственно, история с «ничейным предметом» уже подходила к концу. Отречение владельца от собственного родного чемодана было финалом. А началось все пять дней назад. Даже, пожалуй, еще раньше — в тот день, когда небольшой, спортивного вида чемодан занял свое место на стеллаже. Именно в такой среднегабаритной таре футболисты носят бутсы и запасные трусы, боксеры — любимые перчатки, а теннисисты — учебники повышения квалификации. Как положено, попав в камеру, вещи теряют свои жанровые наименования и становятся «предметами». В книге поступлений было записано о спортивном чемодане следующее:
«Предмет забыт мужчиной в трамвае маршрута № 7 возле остановки Тупик имени Таракановой 30 июня, в 19 часов».
Две недели предмет спокойно простоял на стеллаже. Сначала его соседями были гроздья бутафорских не то сосисок, не то сарделек и разрез печени алкоголика (спецзаказ магазина наглядных пособий). Потом вместо сосисо-сарделек появился дамский парик времен императрицы Анны Иоанновны, а пропитая печенка сдала свой пост патефонной пластинке «Выпьем, ей-богу, еще…» Чемодан же стоял, как утес. И только на пятнадцатый день он был вскрыт. Надя считала, что содержимое «предмета» подскажет, где и как искать его владельца.
В чемодане ничего любопытного не оказалось: выкройки, куски подкладочного материала, ножницы, связка еще не кроенных хромовых кож.
— Типичное снаряжение закройщика кожаных изделий, — резюмировал директор, обмахиваясь тюбетейкой.
Калинкина развернула связку кож и увидела на них клейма Красногорского кожкомбината.
— А как они могли сюда попасть? — спросила она. — С комбината кожа не поступает в продажу: из нее там же, на месте, делают всякую галантерею… Вынос кож с комбината запрещен. Я это знаю, мой брат Николай там работает. Он мне рассказывал: за вынос кожи за пределы территории — под суд… А здесь — одна… две… три… пять! Ведь это уголовщина!
— Не из-за этого ли владелец и не пришел за чемоданом? — задумчиво произнес директор.
— Конечно, — подхватила Надя. — Мы напали на след преступников!
— Погоди, погоди, — махнул тюбетейкой директор. — Давай разберемся по этапам, без спешки… А если никакого проступка нет? Представь себе: может закройщик комбината по спецразрешению руководства совершенно официально брать работу на дом? Новый фасон пальто или еще что-нибудь… Может. А кроме того, существуют, конечно, и другие варианты, ничего общего с уголовным кодексом не имеющие… Так что, Надежда, давай действуй пока как обычно. Найдем владельца, а там видно будет.
Надя связалась незамедлительно с кондуктором трамвая № 7, которая дежурила в тот рейс, когда был забыт чемодан. Та описала приметы забывчивого пассажира и даже припомнила, как подвыпившие порядком спутники называли его Никодим Никодимычем, как уговаривали ехать дальше, а он сказал, что идет домой и «никаких гвоздиков». Сошел Никодимыч на остановке «Тупик Таракановой».
Калинкина побывала в адресном столе и после многочасового разбирательства установила, что в районе Таракановского тупика прописан Н. Н. Чижиков, закройщик ателье верхнего платья.
Сегодня утром Калинкина отправилась на квартиру к забывчивому Чижикову. После очередного запоя закройщик бюллетенил. К визиту Нади он остался равнодушен. И на уставно-инструкционный вопрос: «Не было ли вами, гражданин Чижиков, недели три назад забыто что-нибудь в трамвае?» — ответил отрицательно.
Надя растерялась. Это был первый случай в ее практике — владелец отказался от своих вещей! Калинкина даже показала Чижикову чемодан, доселе аккуратно завернутый в чистую холстинку.
— Нет, — помахал головой закройщик, — отродясь таких не имел… До свиданья!
Надя, выйдя во двор, задумалась. Кругом, мешая ей сосредоточиться, верещали впавшие в футбольный азарт ребятишки. Когда крики форвардов раздались над самым ухом, Калинкина увидела, что она стоит на линии штрафной площадки, а к ее ногам катится видавший виды пожилой футбольный мяч.