Посреди вестибюля стоял комплект мегафонов. Мелкие усилительные раструбы напоминали урны, — такими обычно коммунхозы украшают улицы. Самый же большой рупор был грандиозен, как шахтерский террикон. О нем родили легендарные слухи. Рассказывали, что он побывал в работе только один раз — на съемках документально-исторического фильма «Стены Иерихонские». Реплики в сценарии были настолько неудобопроизносимы, что их никто не мог выговорить целиком и полностью. Тогда режиссер сам решил поддержать престиж автора. Четверо помрежей поднесли гигантский мегафон к губам постановщика. И едва он произнес одну только фразу, как в тот же момент обрушились все декорации.
Решающим этапом сборов руководил товарищ Леденцов. Его затуманенные, точно у рыбокопченостей, глаза появлялись всюду. Участливый голос раздавался то среди светоаппаратуры, то в костюмерной, то в районе фонотеки. Леденцов исчезал и возникал так быстро, что человек, впервые попавший на студию, невольно начинал верить в раздвоение личности.
— Со съемочной погодкой вас, товарищ э… э… Каковы творческие планы? — участливо спросил Леденцов, хватая за рукав молодого ассистента с кладью в руках.
— Мечтаю о работе, — грустно молвил ассистент.
— Правильно делаете, — закивал Леденцов. — А как жена?
— Спасибо, я холост.
— Это хорошо. А возраст, простите, ваш?
— Двадцать семь лет.
— И кто бы мог подумать! А вы давненько на студии?
— Ровно пять лет.
— Хорошего раккурса! — вскрикнул Леденцов и тут же исчез.
— Чуткая натура у этого товарища, — произнес остановившийся звукооператор. — Очень внимателен! Меня лично он раз десять спрашивал… И всегда одни и те же воп…
Звуковик так и не успел кончить фразу, потому что Леденцов вдруг оказался рядом и потянул его за рукав.
— Приятного освещения, товарищ э… э… Каковы творческие планы?
— Спасибо, я холост, — невинно отвечал звукооператор, подмигивая ошеломленному ассистенту.
— Правильно делаете. А как жена?
— Мечтаю об отдыхе, — едва удерживаясь от смеха, бойко отрапортовал звукооператор.
— Это хорошо! — Леденцов посмотрел куда-то вдаль затуманенными буркалами. — А возраст, простите, ваш?
— Ровно пять лет.
— И кто бы мог подумать! А вы давненько на студии?
— Двадцать семь лет.
И вдруг глаза Леденцова приобрели испуганное выражение: вокруг стояли работники студии и дерзко смеялись. Леденцов дернулся в сторону и трусливо побежал. Смех подчиненных подталкивал его.
В последнее время Леденцов все чаще испытывал непривычное смущение. Его благие намерения, заключенные в анкетную форму, почему-то не находили отклика среди личного состава студии. Для установления контакта с подчиненными он опросил каждого сотрудника не менее четырех раз и только за последний квартал задал 183 647 вопросов. Но, как ни странно, взаимопонимания не было. На леденцовскую чуткость все чаще реагировали самым неподобающим образом.
Для того чтобы восстановить душевное равновесие, ему захотелось побыть одному. Но в коридорах сновали люди, в кабинетах шли споры и оперативные совещания. Наконец Леденцову удалось наткнуться на пустую комнату в сценарном отделе.
Состояние относительного покоя продолжалось недолго. Зазвонил телефон, и усталый голос междугородной станции сообщил, что на проводе Красногорск.
Затем кто-то очень далекий назвался Можаевым и обрадовался, узнав, что говорит с самим Леденцовым. Можаев сообщал о несоответствии сценария действительности, о протесте матери-героини Калинкиной, о том, что товарищ Шишигин в курсе. Затем он доложил, что они с Благушей решили обязательно заехать к драматургу Бомаршову, чтобы он внес исправления, и попросил руководящих указаний относительно съемок фильма.
Леденцов не вникал в дополнительные мелочи. Важно было иное: к нему давно уже не обращались, как положено, с почтением! А тут… И былой апломб постепенно начал возвращаться обратно.
— Трудности? Их надо преодолеть! Препятствия? С ними надо бороться! Студия вас поддержит! — отчеканил Леденцов.
Сам товарищ Фениксов вас поддержит! Да что там Фениксов! Я, я лично вам помогу! Съемочной погодки вам! Да, можете больше не звонить! Хорошего раккурса!
…Эхо в вестибюле отдыхало после бурно проведенного дня. Лишь изредка откликалось оно на шаги запоздалого ассистента, который торопился на крыльцо. Там, под сенью колонн, раздавались последние звуки экспедиционной увертюры.
Перед крыльцом-перроном стоял караван автомобилей. Трепетал от нетерпения флажок на радиаторе протарзановского лимузина. Из машины выглядывала прямоугольная мохнатая морда Читы. Участники экспедиции неторопливо заняли свои места. Печальные ассистенты чинно восседали на «пикапах». цвета дорожной пыли. В трехосном грузовике, нервно обнимая хрупкую аппаратуру, разместились осветители. К машине была прицеплена специальная платформа. На ней, обложенный войлочными матрацами и запеленутый брезентом, высился «Племянник солнца». Колонну замыкали автофургоны звукооператоров.