Связисты, особенно кто постарше, хоть и приняли нас нормально, но, не скрывая, с досадой переговаривались о том, что в батальоне появилась новая зубная боль.
— Вы там стреляйте поменьше, — сказал командир отделения. — Лучше наблюдайте.
Если штаб батальона располагался метрах в шестистах от берега, то моя родная восьмая рота рыла траншеи и землянки в излохмаченной снарядами и минами дубовой роще, рядом с Доном. Я сходил к ним один, без напарника. Обнялись со Степой Кращенко и Максимом Усовым, будто год не виделись. Представился ротному Чистякову, сообщил, что территория моей будущей «охоты» — третий батальон.
— Ты днем поменьше шастай, — предупредил ротный. — Это хорошо, что у нас теперь снайперское прикрытие, но место, сам видишь какое. Берег просматривается с круч, и обстрелы постоянные.
Словно подтверждая его слова, зашелестели мины, ударил один, второй взрыв. Мы нырнули в траншею, а мины продолжали сыпаться, взрываясь на земле, среди веток деревьев, врезались в дубовые стволы. Сверху сыпались земляные комья, обломки ветвей, осколки. Ну вот я снова на войне.
На третий день нашего пребывания в батальоне приходил Ангара, расспросил обстановку. Разговор шел на равных, без подколок и командирских указаний. Первые дни проходили сумбурно, привыкали к новому месту, хватались то за одно, то за другое. Батальоны растянулись по фронту километра на полтора-два каждый. Если учесть извилистую береговую полосу, заливы, ерики, камышовые болотца, то цифру можно увеличить в два раза.
Главной задачей полка было не допустить переправы немцев или итальянцев на левый берег и захвата плацдарма. В условиях тяжелых боев в Сталинграде это означало бы, выражаясь военным языком, «резкое осложнение оперативной обстановки». Итальянцы уже делали попытку форсировать Дон. Об этом напоминали два расклеванных до костей трупа, лежавших на песчаной косе. Там же торчал обгоревший остов вездехода-амфибии. Дивизия, занимавшая оборону до нас, отбила несколько попыток, но понесла большие потери.
На дощатых пирамидках, установленных на братских могилах, не указывалось количество погибших бойцов и командиров, но, судя по всему, в землю легли сотни людей. Да и наш полк за первую неделю сразу потери понес немалые.
Все мы знали, что южнее, между станицей Еланской и городом Серафимович, в конце августа наши части внезапным ударом захватили плацдарм на правом берегу. Чтобы предотвратить подобное, итальянцами обстреливались наиболее густые участки леса, балки, ерики. Кроме мин, в нашу сторону летели снаряды многочисленных пушек среднего калибра и 105-миллиметровых гаубиц. Гаубицы нередко вели огонь бризантными снарядами, взрывающимися в полусотне метров над землей. Осколки срезали кроны деревьев, доставали бойцов даже на дне траншей.
Тяжелой артиллерии у итальянцев насчитывалось немного, но раза три в неделю они обязательно пускали в ход установленные где-то за холмами шестидюймовые гаубицы. Огонь их был неточен, но «чемоданы» весили полцентнера. Если находили цель, то не спасали ни узкие глубокие щели, ни блиндажи с тройным накатом бревен и метровым слоем земли. Впрочем, блиндажей было мало — в основном легкие землянки, спрятанные ближе к толстым дубовым стволам.
За несколько недель девятая рота потеряла человек двадцать пять убитыми и ранеными, а на батарее повредило близкими попаданиями две пушки. В роте Чистякова тоже похоронили двух или трех бойцов, еще несколько контуженных и раненых отвезли в санбат.
Мы с Ваней Малышко обычно выползали на выбранные позиции перед рассветом и находились там до темноты. Хотя дни в сентябре стали не такими длинными, но лежать приходилось по 13-14 часов. На следующий день имели право отдыхать. Уставали сильно, никогда не думал, что дни могут тянуться так долго. Лежали, почти не шевелясь, на берегу, среди кустарника. Только там имелась возможность хорошо разглядеть позиции итальянцев. Вскоре мы уже знали, где находятся пулеметные гнезда, окопы артиллерийских наблюдателей.
По узким тропинкам среди деревьев спускались за водой к Дону на рассвете итальянские солдаты с канистрами или большими флягами для воды. Форма была серо-голубого цвета, кепи-пилотки (реже каски), странные брюки с напуском ниже колен, чулки-носки и башмаки с шипованными подошвами. Здесь они находились как на ладони, расстояние составляло метров триста. Слышались голоса, кто-то даже купался или ловил глушеную рыбу, которую несло течением вдоль обрывистого правого берега.