После нескольких вооруженных выступлений в батальонах легиона «Идель Урал» гитлеровцы пришли к неутешительному для них выводу о ненадежности этих формирований из советских военнопленных.
Последний батальон «Идель Урал» был переведен во Францию. Здесь часть легионеров с оружием в руках перешла на сторону французских партизан. Один из легионеров-подпольщиков, Габбас Шарипов, привез с собой блокнот, который ему передал в тюрьме Муса Джалиль. В свою очередь Шарипов, не надеясь, что ему удастся вернуться на Родину (он был тяжело болен, измучен пребыванием в тюрьме), отдал блокнот Нигмату Терегулову. На этом блокноте рукой Джалиля было написано:
«Другу, который умеет читать по-татарски и прочтет эту тетрадку.
Это написал известный татарскому народу поэт Муса Джалиль. Испытав все ужасы фашистского концлагеря, не покорившись страху сорока смертей, он был привезен в Берлин. Здесь он был обвинен в участии в подпольной организации, в распространении советской пропаганды и заключен в тюрьму. Его присудят к смертной казни. Но у него останется 115 стихов, написанных в заключении. Он беспокоится за них. Поэтому он из 115 старался переписать хотя бы 60 стихотворений. Если эта книга попадет в твои руки, аккуратно, внимательно перепиши их набело, сбереги их и после войны сообщи в Казань, выпусти их в свет как стихи погибшего поэта татарского народа. Это мое завещание. Муса Джалиль. 1943. Декабрь».
Нигмат Терегулов вместе с Амиром Утяшевым, выполняя завещание поэта, переписали стихи Джалиля в нескольких экземплярах, а подлинник оставили на сохранение француженке Марии Дубиз, партизанке, участнице французского Сопротивления.
Солдат Терёгулов выполнил завещание поэта, его блокнот с тюремными стихами он передал в Союз писателей Татарии.
Муса Джалиль предпринимал и другие попытки переправить свои стихи на Родину. Для него они были дороже жизни, в них он видел свое бессмертие. В одном из стихотворений Джалиль писал:
В разгар поисков затерянных страниц жизни Джалиля я получил из Архангельска большое письмо от учителя Михаила Иконникова. Потом он прислал мне еще несколько писем, в которых рассказывал о своих встречах с Мусой и другими подпольщиками из его группы в фашистской неволе. Письма Иконникова пришли примерно в то самое время, когда Константину Симонову удалось разыскать Андре Тиммерманса и побывать у него в бельгийском городке Тир-лемоне.
Берлинская тюрьма Тегель, обнесенная высокой кирпичной стеной, стоит на берегу озера Тегельзее. И свое название она получила от этого озера. В тюремном дворе высятся четырехэтажные корпуса, в них множество камер с маленькими оконцами, перечерченными штрихами железных решеток.
Камеры смертников в тюрьме Тегель отличались от других только тем, что на их дверях висели бумажки с именами и фамилиями заключенных. В тюрьме их называли «визитными карточками на тот свет». Бумажки были обведены красными чернилами, а над фамилиями обреченных стояли кресты тоже красного цвета. Это — чтобы знали вахтманы. В Тегеле для смертников существовал особый режим.
В сорок четвертом году Берлин подвергался массированным воздушным налетам. Во время налетов тюремщики прятались в подвалы, но иногда, во время особенно сильных бомбардировок, заключенных тоже переводили вниз. Это касалось заключенных двух верхних этажей. Узников торопливо заталкивали без разбору в камеры первого и второго этажей. В одиночки загоняли по нескольку человек. Во время воздушных тревог до самого отбоя узники Тегеля были предоставлены самим себе.
Только в камеры смертников никого не пускали. Но смертники тоже в часы тревоги чувствовали себя свободнее: они могли переговариваться с соседями через тюремные окна. Никто не мешал им: тюремщики прятались в бомбоубежищах.
На первом этаже тюрьмы Тегель в камере номер два сидел советский капитан Русанов. В тюрьме он был на особом счету. На двери его камеры не было красных крестов, но Русанова содержали, как смертника. Говорили, что сам Мюллер — шеф имперского управления гестапо — приказал начальнику тюрьмы изолировать советского капитана от всех других заключенных. Но в Тегеле все знали капитана Русанова. Высокий и статный, с густой копной черных волос, с такими же черными горящими глазами, он держал себя независимо. Даже тюремщики не выдерживали взгляда его жгучих глаз. Они называли его «Шварце Луге» — черные глаза. Капитан Александр Русанов носил военную форму Советской Армии, погоны, а на его груди были советские ордена. Начальник гестапо Мюллер распорядился сохранить ему форму и ордена. На это у главаря гестапо были особые причины.