Едва притихший пульс снова бьётся в ушах. Одновременно жарко и холодно. Крепко зажмуриваю глаза, поднося ключ к сенсору и… нет. Из-под забора соседнего дома незаметно вынырнул тойтерьер и от души облаял, вжившись в роль дверного звонка. Хорошо, что кулон на шнуре, так бы выронила от испуга.
Присаживаюсь погладить, но щенок так скалится и рычит, что одёргиваю пальцы на безопасное расстояние. Грустно, наверное, когда в душе ты грозный волк, а снаружи маленькая собачка. Делаю вторую попытку почесать малыша за ухом — останавливает двойной сигнал входящего сообщения в телефоне:
Тим: Сим-Сим, аккуратнее с ним, кусается. Лучше не надо.
Тим: Я тебя вижу в камеру, заходи уже, трусишка.
Камеру нахожу сразу же в стойке ворот. Чёрт! Чёрт! Тим сейчас на меня смотрит, да? Давлю очередной порыв спрятаться и колоссальным усилием воли остаюсь на одном месте. В конце концов, Сима, тебя сюда звали, хватит трястись как тойтерьер. Кидаю в камеру последний взгляд. Для храбрости. Выдох, выдох… Бииип.
Сенсор с первой попытки реагирует сигналом и отщёлкивает электронный замок. Калитка приоткрывается, захожу внутрь. Никакого силового поля, конечно, нет, и дом вопреки всем дурным снам стоит цел-целёхонек. Вот только вокруг — море песка.
Ещё шаг. Калитка захлопывается, отрезая путь к отступлению, и сразу становится тише. Хотя не совсем тише, но по-другому, будто кто-то сменил плейлист окружающих звуков: вместо гомона ребятни — тихий щебет птиц, вместо шуршания шин изредка проезжающих автомобилей — шум листвы в роще. Здесь даже у воздуха собственный звук — тихое, едва ощутимое эхо хрустального звона.
Смущённо оглядываю знакомый пейзаж. Во дворе мало что изменилось, кроме этой локальной пустыни. Горы тёмного и рыжего грунта, гладкая галька, поддоны с кубами брусчатки разных оттенков кофейного цвета. Завершает композицию комплект простой пластиковой мебели, который я видела, когда Тим принимал гостей: пара столов и стулья с подлокотниками.
Вытряхиваю песок из босоножки, неуклюже подпрыгивая на одной ноге. За этим занятием меня и ловит тихо подошедший сзади Тим.
— Привет… — в тишине низкий голос звучит особенно глубоко.
От неожиданности пытаюсь резко повернуться, но путаюсь в конечностях и эпично лечу носом в мягкий бархан. Да боже мой, сколько можно пугать! Тим, не успевший меня подхватить, с ворчанием помогает подняться. И пока я отряхиваю злосчастный песок уже со всей себя, лёгкими касаниями пальцев быстро инспектирует голову, шею и руки в поисках повреждений. На мой вскрик — а тихо я падать никогда не умела — из дома выскакивает девушка и босиком по песку подбегает к нам.
— Сима, знакомься, это Елизавета Андреева, наш дизайнер, — представляет её Тим, немного обескураженный обстоятельствами встречи.
Елизавета, что-то бойко говорит, только я не слышу, потому что в голове голосом Тима всё ещё звучит слово “наш”, то есть наш с ним? А ещё у неё на безымянном пальце правой руки заметное колечко, не обручальное, но явно со значением. И держится Лиза очень по-деловому. Нет у них ничего.
Снова смотрю на Тима — он тоже выпал из происходящего. Заложив ладони в задние карманы джинсов и чуть наклонив голову, нежит меня в теплоте взгляда — там карий космос с яркими звёздами золота. Паника и напряжение последних безумных суток испаряются, оставляя только усталость. Впервые за долгое время хочется улыбаться ему легко и открыто.
И вместо приветствия, разжав руку, в которой чудом уцелел красный листик, сообщаю:
— Хочу ещё остролистный клён.
Вижу, как расслабляются плечи Тима:
— Всё будет, Сим-Сим.
Глава 48
Елизавета протягивает мне руку и крепко жмёт своей узкой прохладной ладонью:
— Очень приятно, Сима! Клён организуем, как раз есть место, пойдёмте, покажу! — озадаченно смотрит на мои ноги, — только переобуйтесь. Вчера был дождь и там, где подготовлено под газон, совсем болото. Кстати, вы видели проект? У нас много вопросов, которые Тимур Олегович распорядился отложить до вашего приезда…
Она продолжает щебетать, выдавая, больше двух сотен слов в минуту, а Тимур… Олегович, отлучившись, возвращается с моими кроксами. Моими родными! Вот и ответ на вопрос ждали ли меня тут. Нос предательски пощипывает. Наклоняюсь расстегнуть босоножки и незаметно зажимаю переносицу, чтобы не разреветься. Господи, как хорошо, что вернулась.
Неутомимая Елизавета, подхватив планшет со схемой благоустройства, тянет меня вглубь участка, по пути рассказывая, где что будет, и задавая миллион вопросов, например, откуда я хочу видеть детскую площадку: из окон в зоне кухни или в панорамной стене столовой. Понятия не имею, а как надо?
Немного отстаю и жалобно оглядываюсь на Тима, мол, спасай. Он со смешком кивает и жестом показывает, что всё хорошо, так и должно быть. Развлекается, блин. Хотя глаза серьёзные. Тёплые, но серьёзные, как перед важными событиями, когда он предельно сконцентрирован. В такие моменты Тима ничем не пробить.
Волнуется из-за моего приезда? У нас новый статус — формально мы друг другу никто, только я хожу по участку, где он купил дом и дизайнер считает меня тут хозяйкой. Я должна решить, из какого окна буду смотреть, всё ли в порядке с моими детьми… Причем говорю о них во множественном числе, хотя мы не обсудили даже одного и вообще развелись. По моей инициативе. Че-е-е-ерт, как всё сложно.
Между тем Елизавета указывает укромное место, которое будет отделено низкой изгородью из чего-то вечнозелёного, и продолжает трещать:
— Здесь предлагаю посадить клён и поставить скамью. Знаете, в Китае и Японии кленовый лист — символ влюблённых? — хитро улыбается. — Будет место для поцелуев!
Тим смотрит на мои губы, потом на шею и ниже. Лиф сарафана плотный, но без белья ему видно, что мысль о поцелуях меня тоже не оставила равнодушной. Его ресницы падают, роняя на щеки густые тени, кадык дёргается… Я красная до самых предплечий… Тим прочищает горло и, пряча руки в карманы, делает шаг в сторону убежавшей вперед Елизаветы.
— Пойдём догонять Сову, а то она иногда не замечает, когда зрители отваливаются.
— Кого?
— Сова — творческий псевдоним, — разводит руками, — она через пару дней сама предложит так её называть.
Тим уходит, а я плетусь следом, вдыхая внезапно ставший густым запах солнца и думая, что через пару дней буду в Берлине…
Вопросов и правда много. Пока не стемнело, носимся по территории, а на закате Сова, в смысле Елизавета, заводит нас в зимний сад, и я изумлённо застываю с открытым ртом. На одной из стен — витраж, полностью повторяющий рисунок моего кулона. Розовые лучи, проникая сквозь лиловые и изумрудные фрагменты стекла, наполняют сад волшебной атмосферой. Тут пока голые стены, но так чётко представляется, как эти блики будут играть на листьях растений, какие фантазии и идеи здесь можно будет ловить каждый вечер, приходя любоваться этим чудом.
Тим тихо просит Сову дать нам пару минут наедине. Становится сзади, и, рассыпая мурашки по шее своим дыханием, хрипло спрашивает:
— Тебе нравится?
По интонации слышу, что говорит не о витраже, а обо всём — доме, проекте, месте… Он пошёл ва-банк, самостоятельно принимая решение о продаже квартиры, машины и ещё, бог знает чего, потому что вложений потребовалось явно больше. И я уверена, готов к любому моему ответу. Только ведь всё равно знает меня лучше всех, даже если тогда так фатально ошибся. Нравится ли мне? Да я свечусь, как новогодняя ёлка.
Часто киваю. Горло перехватило — и слова не вымолвить. Да и сами слова пропали, только глаза влажные от восторга.
— Я рад, Сим-Сим. Очень.
Гладит носом мою макушку, руки взлетают, чтобы обнять, но трель телефона, отражаясь гулким эхом от стен, пугает нас обоих.
— Лёха с Саньком приехали, — говорит Тим, закончив разговор.
— Лёха? — округляю глаза.