Выбрать главу

А Воля встал рядом и спокойно, будто только что не произносил высоких слов, шепнул:

– Ну? Видишь мерзавца?

– По приметам подходят трое, – так же тихо ответил Фандорин. И объяснил, кто именно.

– Спартак, Топор, Жохов… – процедил Воля, недобро прищурившись. – Ладно. Выборы кончатся – разберемся.

Собрание тем временем продолжалось.

Когда Джики спросил, готова ли артель голосовать или еще кто хочет выступить, поднялась рука.

– Хватит с нас Арона! – крикнул какой-то в картузе. – При таком Воле никакой воли нет! Братва, даешь актера в артельщики! Невского желаем!

Громов-Невский был тут же, в плаще поверх рубашки, бледноватый, но улыбчивый. Он помахал всем рукой и шутливо поклонился, уронив на лоб пышную прядь.

– Это наш артист, – сказал Воля. – Знаменитость. Отлично выступает на митингах и вообще много сделал для пропаганды наших идей.

Эраст Петрович не уловил в этих словах ни враждебности, ни ревности.

Толпа оживилась. Кто-то засмеялся, кто-то выкрикнул:

– Давай, Невский! Скажи речь!

Актер легко поднялся по ступенькам, скинул плащ, тряхнул шевелюрой. Говорил он с эффектными паузами, отлично поставленным баритоном.

– Дорогие братья и еще более дорогие сестры! Я тоже буду краток. В отличие от предыдущего оратора я вас всех терпеть не могу. Потому что вы уроды. Половина – бандиты, а половина – психи, вроде вашего покорного. Чем сидеть дома, чай пить, ищете приключений на свою задницу. – Аудитория засмеялась. – Но я торчу в этом шалмане по той же причине, что и вы. У них там, – Невский махнул рукой за ограду, – скукота, а у нас тут весело. Правда, могло бы быть еще веселей. Моя выборная программа включает в себя только один пункт. Даешь вместо сухого закона мокрый! Седьмое правило надо переписать: «Кто не умеет пить и от спирта или марафета превращается в свинью – того гнать в шею, а все прочие квасьте себе на здоровье». Всё, я кончил. Вы свободные люди, решайте, – очень похоже передразнил актер глуховатый голос Воли и поклонился.

Во дворе и хлопали, и смеялись.

– Они вас сейчас сместят, – сказал Фандорин с тревогой. Дело, которое, казалось, шло к концу, в этом случае осложнилось бы.

– Пускай, – равнодушно бросил Воля. – У людей свободный выбор. Хотят пьянствовать – их дело. Ничего, за неделю поймут, что так нельзя, и снова выберут меня, а сухой закон восстановят. Ты не волнуйся. Остальных правил никто не отменяет, так что вора мы все равно выявим.

Джики объявил голосование.

– Сначала подымай рукы кто за Арона, – сказал он и сам первый вскинул кулак.

К удивлению Фандорина, почти вся толпа последовала примеру грузина, в том числе и Невский. Поймав взгляд Эраста Петровича, актер подмигнул. Стало ясно, что кроме всеобщего внимания и аплодисментов «герою-любовнику» ничего и не требовалось.

Благодарственную речь победитель произносить не стал.

– Кто на дежурстве – по местам! – крикнул он. – Остальным тоже далеко не отлучаться. Жохов, Топор, Спартак, через пять минут ко мне!

Лучшие из худших

– Что вы собираетесь делать? Обыскать их?

Фандорин не поспевал за угрюмым артельщиком. Тот остановился, подождал.

– Нет. Обыск унизителен. К тому же вор мог где-то припрятать добычу. Потолкую с ними. Я же говорил, я хорошо вижу людей. Да и ты, я уверен, в них разбираешься. Нарочно велел им зайти не сразу. Коротко объясню про каждого. Спартак, самый молодой, когда-то был учеником телеграфиста, но с прошлого февраля втянулся в революцию. Он к нам попал из безмотивников.

– Кто это?

– Самые крайние из анархистов. Считают, что все представители эксплуататорского класса преступники и подлежат уничтожению. Безмотивники подкладывали бомбы в вагоны первого класса, поджигали дорогие дачи, обстреливали окна богатых домов. Безо всякого мотива, отсюда и название. Спартак – парень резкий, даже жестокий. Думаю, от юношеского максимализма. Но неплохой. Во время ноябрьских боев штурмовали мы штаб милиции Временного правительства, а там – собачий питомник. Ну, пожар, псы воют, не могут выбраться. Так Спартак кинулся прямо в огонь и выволок ищейку. Рисковал. Не думаю, что это он ограбил стариков. То есть отобрать медальон мог, но утаить – непохоже.

Эраст Петрович не стал спорить, хоть повидал на своем веку самых разных «юношеских максималистов», в том числе отъявленных преступников.

– Что скажете про смуглого, дерганого?

– Топор. Видели, у него за поясом топорик на коротком топорище? Отсюда и прозвище. С этим нехитрым инструментом он управляется, как хирург со скальпелем. Хоть дверь вскрыть, хоть ногти почистить, хоть череп проломить.

– Налетчик, – кивнул Фандорин. Ремесло второго он угадал верно, да это было и нетрудно.