А я вспоминала любимого
И очи наполнялись слезами.
Батюшка с матушкой слушать не хотят –
Быть свадьбе к Покрову.
За любовь к барину корят,
И шьется белый подвенечный наряд.
За что мне такие терзанья?
Я любимого и не повидала.
Они заперли меня в наказанье,
Чтоб приданное вышивала.
Покрова выдался ясный,
Мы стояли под церковными сводами.
Как рассвет я была прекрасна,
И жених смотрел очами, ласки полными.
Но в моих слезы горькие стояли,
И падали на платья парчу.
На хорах певчие стояли,
Отец повел меня к венцу.
Вдруг в углу, под образами
Я увидела знакомый силуэт
В строгом черном костюме.
А в руках – белых роз букет.
Он смотрел на меня глазами,
Полными боли и любви,
Будто погребальными свечами,
Я закрыла глаза от тоски.
А под сводами белые голуби ворковали.
Я коснулась рукой руки.
Подкосились мои ноги,
И ушла из-под них земля.
Кинулась я, не разбирая дороги,
На березе осталась фата.
Не увидела я обрыва,
Задержаться не было сил!
А река черна и бурлива -
Темный омут меня поглотил.
Так спокойно и холодно стало,
А потом холод стал уходить.
И я чувствовать перестала –
Не жить, не страдать, не любить.
Вдруг какая-то сила,
Вверх потянула впотьмах.
Я его одного любила,
На его я очнулась руках.
В мокром черном костюме
Меня прижимал к себе.
«Мы уедем и будем вместе –
Верь, мое солнышко, мне!».
Я верила – прошлое не воротится.
Нежно сказал, отведя мои мокрые локоны:
«Сердце точно у птички колотится…»
Я не знаю, как и когда они смогли отснять по стихотворению целый фильм с историческими костюмами и красивыми видами нашей деревни. Оля в образе главной героини – Аленушки – была чудо как хороша, а для роли главного героя пригласили известного актера – Сергея Липницкого. В самом конце они с Олей нежно поцеловались и уехали вместе на поезде.
– Отпад! - прокомментировала все это Варя. – Ну, Ларичева дает – хоть на Оскар ее выдвигай! Правда, Ульк? Гляди, гляди – зрительское голосование по этому этапу началось. Они на экран результаты вывели – у нее уже тридцать процентов голосов из ста! Тоже позвонить, что ли?
– Ульяна! – заорала вдруг Агриппина Яковлевна. – Ты каким цветом мне ногти намазала? Я просила вот этот, оранжевый! А это что? Красный!
Я схватилась за голову – в расстроенных чувствах я действительно перепутала лаки!
– Простите, простите… - залепетала. – Сейчас я все поправлю…
– А сами вы куда смотрели, пока она красным вам ногти красила вместо оранжевого? – встряла Варя. – Внимательнее надо быть!
– Ну, знаете! Ну, знаете! – побагровевшая директор школы медленно поднялась, чуть не перевернув стол. – Это натуральное хамство, Ульяна! Я к тебе больше на маникюр не приду! Вон, Танька Васютина тоже выучилась на маникюршу – к ней ходить буду.
Пылая праведным гневом, Агриппина Яковлевна удалилась. У меня язык не повернулся спросить у нее про оплату.
Варя повела плечиком, захватила свой ноут и тоже быстренько смылась. А я, оставшись одна, поймала свое отражение в зеркале старенького трельяжа.
За столом сидела натуральная жаба – в неприглядном цветастом халатике, со встрепанными волосами, опухшим мокрым лицом и огромным красным носом.
И никакого сравнения с барышней Ольгой Ларичевой эта жаба не выдерживала…
Вечером Варя снова преподнесла мне неприятный и очень неожиданный сюрприз.
– Собирайся, во «Дворец» со мной пойдешь, - сообщила она мимоходом, заглянув ко мне в комнату. – Поприличнее только оденься, а то вечно в каких-то обносках…
«Дворцом» назывался наш, Ларюшинский, дом культуры, где по вечерам проводились дискотеки. Варя была любительницей таких мероприятий, но ни разу не звала меня, ходила туда только со своей подругой Мариной, которая была на год старше ее.