— Только в небо его отпускать нельзя, — серьезно сказал Драгош. — Экология не прощает таких ошибок.
— Я знаю, — фыркнула я и отпила шоколад. — М-м-м, и правда вкусно! Только горячо очень.
Глеб согласно угукнул. А наметила себе порадовать Еську — она постоянно жалуется, что в парке шоколад пахнет вкусно, но пить эту водянистую дрянь невозможно. Похоже, что рецептуру доработали.
Пока я размышляла, Драгош ушел немного вперед. Вытащив телефон, он пытался сфоткать корягу, которая, с его точки зрения, была чертовски фотогеничной. А я, забыв про воздушный шарик, шоколад и совесть, рассматривала его так, будто впервые увидела. Узкие светлые джинсы, тяжелые ботинки на шнуровке и черная кожаная куртка, облепившая широкие плечи. Драгош весь из четких линий и контрастных красок. Сильные кисти с длинными изящными пальцами — вот, как раз сейчас особенно хорошо видно, и…
— Мари, возьми стаканчик, тут такая гусеница!
— Драгош, тебе тридцать пять, — вздохнула я. — Период гусениц у оборотней длится от трех до десяти лет. Ну максимум до одиннадцати.
Но стаканчик послушно взяла. А куда деваться? Шарик чуть не улетел, но я справилась. Ведь экология не прощает, да.
— Смотри, — Драгош повернул телефон ко мне.
И я была вынуждена согласиться, что гусеница того стоила.
— Перекинешь мне потом? Поставлю на звонок.
— Если твой шеф узнает, что ты поставила на него гусеницу, — грозно нахмурился Драгош и тут же улыбнулся, — то знай — у него роскошная коллекция фото! И кто знает, кого он поставит на тебя.
А я только улыбнулась. Глеб был единственным контактом в моем списке, у которого не было отдельного рингтона и заставки. Я просто не могла себе позволить его выделить. Вот только Еська меня сразу вычислила.
"— Никак не выделяешь? Ну да, то есть на сантехника у тебя специальная картиночка, а на друга и начальника — заводские настройки? Не ври мне, Мариш, не выйдет. Мы с тобой в садике на соседних горшках сидели, так что не рассчитывай обвести меня вокруг пальца".
— Темнеет, — шепнула я, когда совсем замерзла.
— Надо найти мусорку, — Глеб потряс стаканчиком, — и по домам.
— Давай сюда, — я протянула руку, — у Еськи выброшу. Спасибо за этот день. И вообще за все.
Он повернулся ко мне, смерил долгим взглядом и пожал плечами:
— Не за что. Ты куда? Нам до выхода из парка вместе идти.
— Не-а, — хитро улыбнулась я. — Там дыра в заборе, а следом Еськин подъезд. До завтра.
— Завтра суббота, но если ты настаиваешь, то я запишу тебе сверхурочные, — фыркнул Драгош и сунул рук в карман джинс. — Могу даже оплатить их.
— О нет, я не трудоголик, — покачала я головой. И повторила, — пока. До понедельника.
— Ага, до понедельника. Иди, я постою здесь. Войдешь в подъезд — набери меня. Не позвонишь через пять минут — иду искать.
— Драгош, — я закатила глаза и фыркнула, но он, сверкая звериным взглядом, настоял на своем:
— Ты должна быть в безопасности, я же обещал. Иди, а то увезу к себе.
"Увези", хотелось согласиться мне. "Увези. Забери меня себе так, как будто ничего не было. Как будто не было того вечера, когда ты разбил все мои мечты".
— Нет уж, увозить меня нельзя, — натянуто ответила я. — Еська жаждет подробностей. Все, теперь точно — пока. До понедельника.
Резко развернувшись, я прошла сквозь кусты, пролезла в дыру и вприпрыжку помчалась к Еськиному подъезду. Благо, что ключ от домофона у меня есть.
Вызвав лифт, я набрала Драгоша:
— Все, я в подъезде.
— Хорошо, — мягко ответил Глеб. — Приятного вечера. И, это, Тома…
— Да?
— Закусывайте побольше, — заржал мерзавец и сбросил трубку.
Что?! Да кто тут собирается пить?
Еська открыла мне дверь и с порога грозно вопросила:
— Свадьбы точно не будет?
— Не будет, — клятвенно ответила я.
— Ур-ра! В воскресенье свечку поставлю, за упокой души этой божьей твари! Я ведьма — у меня сработает! Проходи скорей, я вино в морозилку переложила, как бы оно льдом не стало!
"А Глеб хорошо нас знает", невольно улыбнулась я, и вошла в квартиру.
Стол мы накрывали в четыре руки. Еська в это время радостно повествовала мне историю своей новой картины:
— Вот не поверишь, но нельзя мне коммерцией заниматься. Не-ль-зя. Взяла я заказ у, мгм, довольно экзальтированной дамочки. Надо было ее изобразить натурально, но, чтобы, значит, демоническая сущность читалась.