Мне хотелось, чтобы этот момент не заканчивался. Глеб единственный, кроме папы, кто звал меня Мари. Остальные считали, что я не достаточно утонченная. Мол, куда тебе платиновой блондинке с серо-голубыми глазами в ряд тонких-звонких каштановых француженок с глазами — темными оливами. Хотя папа говорил, что во Франции водятся женщины всех цветов!
— Глеб? Ты где!
Иногда я думаю, что этот кошмарный, пронзительный голос будет мерещиться мне в кошмарах.
— Беги, — натянуто улыбнулась я, — Вероничка расстроится.
И опять обратится и будет визжать и на всех бросаться. Тощая, пегая и до смешного слабая волчица цеплялась за Драгоша изо всех сил. И, одновременно, вела себя весьма и весьма высокомерно. Ведь ему, непризнанному ни одной стаей оборотню, на большее рассчитывать нечего.
— Бегу, — как-то не особенно обрадовался Глеб и заправил мне за ухо прядку, — ты фамилию-то менять будешь?
А я пожала плечами — мы еще не говорили об этом. Впрочем, выслушать мой ответ Глеб уже не успевал — спешил навстречу своей девушке. Я только усилием воли вернула свое внимание переписке с клиентом.
Вообще, иногда я сравнивала Глеба и Сашку. Они оба высокие и темноволосые, оба задорно улыбаются. Сашка еще и в качалке пропадает три раза в неделю. А Глеб… Он сильный сам по себе, я ни разу от него слышала про спорт-клуб. Еще у него стильная стрижка, озорные зеленые глаза и когда он улыбается, у него на щеках появляются ямочки. И ресницы…
«Остановись, Мари. У тебя предсвадебный мандраж. Ведь ты хочешь раз и навсегда, вот и психуешь. К тому же Глеб оборотень, ему не нужна выбраковка», осадила я себя. «А Сашка просто человек, он мог бы наскрести силу на МКЭ, но смысл? Это Олежка выпускает искры из указательного пальца и радуется. Серьезным людям это не нужно».
Одно хорошо — я так долго зависала, что клиент сам нашел ответ на свой вопрос. Зеленый как в рекламе оказался насыщенно желтым. Что ж, бывает.
После обеда день понесся как ужаленная лошадь — быстро и дикими скачками. Вероничка уехала с надутыми губками — хотя куда их еще больше дуть — Глеб ходил мрачнее тучи и посылал доброхотов по-румынски.
— Всем спасибо, жду всех завтра, — громко произнес Глеб, минут за пять до окончания рабочего дня. — И, Олег, пожалуйста, не путай больше мой контакт с контактом своей девушки.
— Она не моя девушка, — тяжело вздохнул Олежка.
— Если она не твоя девушка, то зачем ты пытался отослать ей то фото? — удивился Глеб, а после махнул рукой, — не важно. Дело твое, но не путай нас — меня пугают такие снимки.
Накинув на плечи свое красное кашемировое пальто, я цепко ухватила своего подчиненного за руку:
— Колись, фото какого места ты прислал Глебу?
— Ты же ржать надо мной будешь, шеф-мэм, — тяжко вздохнул тот.
— Я уже ржу, — хихикнула я. — И моя фантазия подсказывает мне тако-ое.
— Нет! — жарко вспыхнул Олежка. — Я сфотографировал свой пресс и его прислал.
— Эм, да?
Я осторожно отпустила худое запястье Олежки и украдкой его осмотрела. С утра ничего не изменилось — мой подчиненный был худ, как узник концлагеря. Никто в здравом уме не заподозрил бы у него наличие пресса. Кости, кожа и немного крови — вот наш Олежка Латников.
— Ну да, — уверенно кивнул Олежка и добавил, — я бы не стал посылать фото своего… своих гениталий. Это не по-джентельменски! Я, все-таки, воспитанный человек.
— Прости, что усомнилась в тебе, — я даже прижала руку к сердцу.
— И потом, это был не просто пресс, — он вытащил телефон и принялся в нем ковырятся, — я сфоткал свои искры!
— Я тебе верю, — поспешно произнесла я.
Но все равно не успела — Латников сунул мне телефон под нос, где на фоне синюшного впалого живота рассыпался фонтан искр.
— Кажется, искр стало больше.
— Я тренируюсь каждый день, — приосанился Олежка и тут же, не пуская слов на ветер, поднял руку и выпустил рой искр.
Которые чуть подплавили потолочные плиты…
— До завтра, — вздохнула я, — Глебу сам расскажешь.
— До завтра, шеф-мэм! Шеф-мэм, а можно я скажу, что это случайность?
А я только глаза закатила. Когда он уже забудет про эту присказку свою? Все из-за друзей Глеба, один дразнил меня «шеф», за то, что я стояла над душой у строителей, пока они занимались нашим новым офисом. А второй еле говорил по-русски и через слово «мэмкал». Все посмеялись и забыли, и только Олежка уже год шеф-мэмкает. Впрочем, мне все равно. Мне нужна хорошо выполненная работа, а уж как меня при этом назовут… Главное, чтоб если матом, то не в глаза. А то детство проведенное среди мальчишек порой дает о себе знать.