— Не стоит. Ты не несешь ответственность за мои чувства. Глеб, ты… Мы поговорили, мне станет легче и все пройдет. Спасибо, что пришел, но…
Договорить я не смогла и замолчала. В горле встал комок. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что именно он мне скажет.
Прикрыв глаза, я смиренно ждала своего приговора. Все идет так, как должно быть. Сначала будет очень больно, а потом заживет.
— А если я не хочу, что все прошло?
Распахнув глаза, я неверяще на него посмотрела:
— А ты жесток. Тебе льстят мои чувства?
Мне не верилось, что Глеб может быть так жесток. Может, я чего-то не понимаю? Может…
Когда Драгош взял меня за руку и переплел наши пальцы, все мои мысли разлетелись как стая испуганных птиц. В голове стало пусто и гулко. Я могла только смотреть на наши руки и нервно, лихорадочно облизывать губы. Надо что-то спросит, уточнить, развеять все иллюзии до того, как мое глупое сердце в них окончательно поверит!
— Посмотри на меня, — тихо позвал он.
Но я только молча покачала головой.
— Много лет назад одна смешливая и до безумия симпатичная девчонка начала подкармливать одного стремного волчонка бутербродами. И девчонка эта совсем ничего не хотела взамен. Волчонок пропал. Ухнул с головой и не выплыл. Вот только кто он, оборотень-одиночка, изгнанник, нищеброд и вечно отстающий студент и кто она, умная, светлая, легкая, начитанная театралка?
— Глеб, — позвала я.
Но он продолжал так, как будто ничего не слышал. Как будто погрузился в свои воспоминания и не мог вернуться в реальность.
— Волчишка рвал жилы, читал книги, — тут Драгош усмехнулся, — через «не хочу», но читал. Пытался заработать или накопить на билеты в театр, но это не всегда получалось. И не всегда получалось не уснуть в процессе просмотра. И чем больше волчишка бил лапками, пытаясь стать достойным, тем больше понимал — между ним и его любимой огромная пропасть. А потом ему сказали, что его малышка ответила на чувства совсем другого человека. Нормального, как и она, человека.
Я нахмурилась и озадаченно произнесла:
— Если ты действительно так иносказательно говоришь о нас, то я ни на чьи чувства не отвечала.
— Я это понял в тот же вечер, когда притащил с собой Машку. Она висела на мне и лезла целоваться, а ты пришла одна. Я стал жертвой тупейшей интриги.
Глеб крепко стиснул мои пальцы и с болью произнес:
— Мари, ты болезнь. Неизлечимая. Я пытался забыть тебя, я пытался держаться подальше — я же видел, еще в институте, что ты и сама стараешься меня избегать. А потом, на выпуске, я вдруг осознал, что все, я больше тебя не увижу. И не увидел. Мой волк… Он не принял никого.
Он говорил, а я слушала. Слушала и никак не могла поверить. Кто бы мог подумать, что Глеб будет меня искать. Что он… Что он любит меня? Разве так бывает?
— Вероника, — коротко обронила я. — Ты и она. Если ты любил меня, то почему…
— Ты и твой жених, — тут же вернул мне претензию Драгош. — Вы и заявление в загс подали. Я искал тебя, а нашел ее. Она показалась мне похожей на тебя — читала стихи, цитировала классиков и любила театр. Который к тому моменту полюбил и я. А потом оказалось, что все ее цитаты с картинок Вконтакте. Стихи же она не читала, а просто взяла томик Цветаевой для фото. Чтобы аватарку обновить. Все это я узнал сильно позже. Я хотел с ней расстаться, тем более, что мне удалось вернуть тебя в свою жизнь. И тут ты знакомишь нас со своим молодым человеком. Шесть месяцев и заявление в загс. Латников пытался устроить тотализатор — не беременна ли ты часом.
— Нет, — я поспешно мотнула головой. — Нет.
Он замолчал и начал мягко, медитативно разминать мою ладонь. А я все боялась довериться, боялась окончательно поверить, что все это — правда. Что-то зудело, свербело на краю сознания. Что-то… Ребенок! Даже если все слова Глеба правдивы, еще есть их с Вероникой нерожденный малыш. И что, из-за меня он оставит ребенка без отца?
— Глеб, мы не можем быть вместе, — я высвободила ладонь и грустно улыбнулась, — Вероника ждет от тебя ребенка, ты должен нести ответственность. Я уеду и не буду вам мешать. Стерпится слюбиться, да и ребенок ни в чем не виноват. Твой волк поставит ей метку и чувства… Чувства придут сами.
Драгош только хмыкнул:
— Ты единственная и неповторимая, Мари Тома. Моя Мари Тома. Вероника не может ждать от меня ребенка — я же сказал, что мой волк ее не принял. Мы спали вместе, но именно в значении сна. С того момента, как я полюбил тебя… Больше никто не побывал в моей постели.
Я смотрела на него абсолютно круглыми глазами и никак не могла в это поверить.