Перед глазами возникли кадры из известного фильма, где женщина вырастила сына в подобных условиях. От этих кадров мне стало еще хуже.
— Видимо, это последствия отравления, — задумчиво произнес Сашка. — Идем, тебе пора спать. Да-да, ты только что проснулась, но организм еще не справился с химией.
— Я буду сопротивляться, — мрачно произнесла я. — Слышишь?
Боль от потери близких не ушла, затаилась. Она была рядом, только протяни руку и все, накроет с головой. Но если я беременна…
«Я убью его», возникла в голове мрачная мысль.
Это испугало меня. Убийство?
«Но разве у меня есть выбор?», спросила я сама у себя и бросила острый взгляд на кухонный стол.
Увы, там не было даже вилок. Очевидно, он подошел к моему похищению серьезно.
«Господи, он вынашивал этот план четыре года! Конечно, он подошел к этому серьезно. Это, считай, апогей всей его жизни», истерично подумала я.
— Сопротивляться? — он задумчиво посмотрел на меня, затем усмехнулся, — нет, я подожду, пока ты сама захочешь близости. Подожду, пока ты не начнешь умолять.
Какой-то бес толкал меня под руку, щипал за язык, мне до одури хотелось спросить, с чего он взял, что я когда-нибудь его захочу? Мне до безумия хотелось причинить ему боль. Чтобы он зацепил хотя бы край моего сбывшегося страха потери.
Но я сцепила зубы и промолчала. Так же молча я вернулась в ту комнату, из которой вышла. Не проронив ни единого слова и даже не удивившись, взяла выданные мне вещи и принялась переодеваться под его немигающим взглядом. Сейчас для меня существует только одна цель — выжить, освободиться и узнать, получила ли я от судьбы подарок. Если у меня будет ребенок, то это будет потрясающе.
«Далеко идущие выводы на фоне тошноты», невесело подумала я и замерла в легком недоумении — Сашка принес одну подушку и одно одеяло. Он ждет, что я позову его с собой? Не дождется.
Но нет, он притащил из другой комнаты кресло — я узнала эту модель, за которой пришлось долго охотиться — и сел напротив постели.
— Тебе может стать плохо ночью, — проинформировал он меня. — Не беспокойся, я не отведу от тебя глаз.
И не отвел. Я легла к нему спиной и с головой накрылась одеялом. Это дало мне какле-то детское ощущение безопасности — если не вылезать из-под одеяла, то монстр не сможет утащить тебя под кровать.
Из глаз покатились слезы. Я старалась не позволить себе скатиться в истерику и пыталась глубоко дышать.
— Если тебя тошнит — скажи, — заботливо произнес он.
И я не выдержала. Я хотела, честно хотела быть послушной девочкой. Усыпить бдительность и сбежать. Хотела, но не смогла.
Резко подскочив на кровати, я развернулась к нему и закричала:
— Тошнит?! Да, меня тошнит! От тебя тошнит, понимаешь? Я ненавижу тебя! Ненавижу! Ты убил тех, кого я люблю, — последнее я, резко обессилев, произнесла шепотом.
Он отшатнулся:
— Интересный эффект, раньше такого не наблюдалось.
— Ты никогда не был мне нужен, — бесстрастно произнесла я. — Ты был просто заменой Драгошу. Просто тем, с кем я пыталась забыть свою самую большую и серьезную любовь.
Где-то в моем подсознании заходился истошным криком здравый смысл, а рядом с ним, в глубоком обмороке, лежал инстинкт самосохранения. Но я не могла. Мне было… Мне было слишком. Вот просто — слишком. Слишком страшно, слишком больно. Слишком много ненависти скопилось внутри меня.
— Ты извинишься за эти слова, — ровно произнес он. — Завтра я начну тебя учить.
— Мы в панельном доме, — усмехнулась я. — На мой крик и мат сбегутся все соседи.
— О, ну что ты, — ласково улыбнулся он. — Когда ты закончила обставлять квартиру, я вынес все и переместил сюда, в дом. А то место продал. Я же не дурак. Тебя никто не найдет, Марина. Ты со мной навсегда.
В голове потемнело. Я думала, что если шуметь достаточно сильно, то соседи вызовут полицию. Я думала, что если устроить пожар — соседи не смогут остаться в стороне. Я так много успела надумать, и все — пшик.
«Кажется, скоро я присоединюсь к папе и Глебу», отрешенно подумала я, чувствуя, как судорожно сжимается сердце и как горят легкие, которым не хватает кислорода. Мир плыл перед глазами и я, медленно опускаясь на подушки, только усмехнулась, глядя на засуетившегося Сашку:
— Оставь меня в покое. Лучше смерть, чем ты.