— Нина не твоя дочь, я обманула тебя, что родила ее семимесячной. Но не думаю, что это сильно затронет твою поганую душу, ведь тебе наплевать на нее.
— Проститутка, — брызнул слюной мужчина, на что женщина только рассмеялась ему в лицо и захлопнула перед ним дверь.
С покрасневшим от негодования лицом Виктор Тимофеевич еще некоторое время отпускал нелитературные выражения в адрес ближайших родственников, но осознав, что его никто не слышит, убрался восвояси.
На этом спокойная жизнь не закончилась. Ночью окна их дома осветили мощные фары «мерседеса», из которого выскочил спортивного телосложения водитель и услужливо распахнул дверцу перед полной и молодой хозяйкой.
— Посигналь! — приказала Самойлова, и мощный гудок известил все село о ее прибытии.
— Опять кто-то приехал на ночь глядя. — И Нина испуганно, но доверчиво прижалась к мускулистому телу Василия.
— Когда же это закончится? — с досадой отозвался он и неохотно поднялся с постели.
К ночным посетителям он вышел в спортивных брюках, в ватнике на голое тело и в валенках с галошами на босу ногу.
— Кого там еще принесла нелегкая? — жмурился он от яркого света.
— Хватит уже по девкам шастать, пора возвращаться домой, — произнесла Татьяна игривым тоном.
— Я и так дома, потуши свет.
При освещении габаритных огней они продолжили разговор.
— У тебя, кажется, жена есть, — не изменяла тона собеседница.
— Так ты со мной еще не развелась?
— Мы с твоим отцом на год сговаривались.
— Он сегодня был здесь, но ничего не сказал об этом, — намекнул Груздев на Колесникова. — Мы с ним так мило побеседовали, мне даже показалось, что он убежал к тебе за утешением. Уступить отцу — святое дело.
— Может, уже достаточно прикидываться, — заговорила Самойлова серьезно. — Ты прекрасно понял, что я имела в виду Николая Сергеевича.
— А-а-а, вон ты о ком? Если мне не изменяет память, ты с ним первая договор нарушила, разорвав со мной брачный контракт.
— Не нужно умничать, собирайся, дома поговорим, — теряла самообладание Татьяна.
— О чем, дорогуша, говори здесь, а то я уже замерз. — И он деланно поежился.
Самойлова готова была вцепиться Василию в лицо, но подавила порыв.
— Все равно тебе нельзя на ней жениться, поехали, — перешла она на жалобный тон, но ничего не помогало.
— Поезжай, ненаглядная, одна. Твой любовничек ждет милую не дождется, он и объяснит тебе, на ком мне можно жениться, а с кем лучше развестись, и как можно скорее. — И он собрался уходить.
— Я с живого с тебя не слезу, пока не отдашь мне мою половину, — пригрозила Татьяна.
— Вот такой ты мне больше нравишься, — хохотнул Василий, — теперь, по крайней мере, сама на себя стала похожа. А то прикинулась нищей и выпрашиваешь милостыню. Только крепко запомни: от меня ты и копейки не получишь. Я твою долю на благотворительные цели использую. — Он ненадолго задумался. — Хотя бы заново отстрою в Бузулуке детский дом, в котором мой настоящий отец воспитывался.
— Твой отец — убийца!
— Что ж, заяви об этом в милицию и не забудь сообщить про его сообщницу, — спокойно воспринял ее нервный выпад Груздев.
— Сволочь! — И Самойлова кинулась на него с кулаками.
Василий подставил плечо и оттолкнул разъяренную женщину в сторону, но не рассчитал силы, и она упала, разбив коленку об обледенелую дорожку.
— У-у-у! — взвыла пострадавшая.
— Сама виновата.
— А ты чего встал, как истукан? — обратилась она к водителю. — Врежь нахалу как следует.
Шофер не был особенно расположен к драке, но платила ему Самойлова, и терять высокооплачиваемую работу не хотелось.
Двое высоких и широкоплечих парней встали напротив друг друга, никто не решался начинать первым.
— Ну же, — подтолкнула своего Татьяна. Водитель нанес быстрый и мощный удар, целясь в солнечное сплетение противнику, но лишь скользнул по руке.
— Не слушай ты ненормальную, — предупредил его Груздев, все еще надеясь решить противоборство мирным путем.
Но водитель принял его слова за проявление слабости и нанес повторный удар. На этот раз Василий не увернулся, а перехватил руку водителя, молниеносно развернулся боком и бросил его через корпус, но руку не отпустил, а заломил за спину, придавив распластавшегося парня ногой.
— Отпусти, — взмолился тот, почувствовав, как заныла вывернутая рука.
К шоферу бывший десантник вражды не питал, поэтому освободил захват и спокойно отошел в сторону.
Тот поднялся и здоровой рукой растирал больное плечо. Пыл его несколько поутих, и ему вовсе не хотелось продолжать борьбу.