— Мы еще встретимся! — метала молнии Татьяна Станиславовна.
— В следующий раз захвати с собой побольше народу, — посоветовал Василий и удалился.
Самойлова Татьяна вернулась в город под утро даже не озлобленной, а до крайней степени взбешенной. Из рук уплывало то, ради чего она потратила столько сил и энергии.
— Это несправедливо, — бушевала она, закрывшись в спальне и раскидывая вещи по комнате, — чтобы все досталось какому-то выскочке! Нет, нет и нет! — голосила она в одиночестве. Однако скандал, дорога и бессонная ночь сказывались, и постепенно она стихла. Долго лежала с открытыми, ничего не видящими глазами, но расчетливый ум продолжал свою подлую деятельность, сон не шел.
«Пока мы не развелись и он не написал на кого-нибудь завещание, у меня есть время, мало, но есть. Я должна во что бы то ни стало устранить его со своего пути. Но чьими руками?» Союзников у Татьяны не было, а на вербовку потерялось бы драгоценное время, которое и так ограничивалось обстоятельствами. И тут она подумала о Колесникове. «Его сыночек тоже за дверь выставил. Должен согласиться, если наобещаю ему с три короба, жаден мужик, клюнет, но одна загвоздка — трусоват. С другой стороны, вариантов для выбора нет. Была не была!» — решилась Самойлова, снимая телефонную трубку.
На другом конце не отвечали, и она уже намеревалась отложить затею, когда раздался сонный голос управляющего.
— Слушаю.
— Нам нужно встретиться, — сказала Татьяна даже не представившись, в чем не было необходимости. Колесников узнал ее сразу.
— Шла бы ты, мразь! — удостоил он ее ответом.
— Да я тебя уволю с работы! — возмутилась Татьяна, у которой и без того нервы были на пределе.
— Кому нужна теперь твоя работа, фирма-то скоро обанкротится. Или надеешься, что внук Ивана Николаевича так же исправно будет поставлять тебе товар из США? — злорадствовал он.
— Ты не понимаешь, — обуздала свои эмоции Самойлова, — у меня для тебя идеальное и выгодное предложение.
— Говори! — потребовал Виктор Тимофеевич.
— Не телефонный разговор, приезжай ко мне.
— И не подумаю.
— Ну, хочешь, я сама приеду к тебе?
— Соскучилась? — вымещал Колесников злобу за то, что она его выгнала.
— Так когда мы встретимся? — сдерживала собеседница желание нагрубить.
— Никогда. Видеть твою противную, толстую рожу не желаю. Если есть что сказать, говори по телефону, — поставил он условие. — И скорее соображай, спать хочу.
— Но как же ты…
— Вот бестолковая, — прервал ее Виктор Тимофеевич и опустил трубку, а линию заполнили гудки.
Татьяна все-таки отправилась на квартиру бывшего любовника и разбудила его.
— Об одном молю, только выслушай, — затараторила она, лишь приоткрылась входная дверь.
— Вот навязалась на мою голову. — И Колесников захлопнул дверь.
От обиды у Татьяны выступили слезы, но она, утираясь рукавом норковой шубы, вновь утопила кнопку звонка. И намеревалась держать ее до тех пор, пока хозяин не впустит в квартиру. Но минуты через две вызов неожиданно прекратился. Как ни старалась Самойлова давить на кнопку — бесполезно.
— Проводок отсоединил в прихожей, идиот, — произнесла она вслух и от бессилия готова была биться головой об стену. Мощная железная дверь не оставляла шансов проникнуть внутрь.
В течение дня Татьяна еще несколько раз звонила Колесникову по телефону, но тот прерывал связь, стоило узнать ее голос. В конце концов он перестал брать трубку, а может быть, и совсем отключил телефон. Все что угодно ожидала она, только не такого упорства.
Она уже подумывала, чтобы самой расправиться с Груздевым, но всякий раз отбрасывала эту мысль: какой резон получать наследство, если ближайшие пятнадцать лет можно провести в местах не столь отдаленных. Но на всякий случай девушка приобрела пистолет Макарова. Она обратилась с необычной просьбой к своему водителю, прилично заплатив за молчание, и тот вывел ее на нужных людей. Приобрести в наше время оружие — не проблема, и вечером она уже гладила рукой по гладкому стволу, осматривая пистолет. В результате длительных умственных размышлений пришла к выводу: раз управляющий не желает слушать ее, то пусть прочитает послание, и написала письмо, подробно изложив свое предложение.
Виктор Тимофеевич посмотрел в глазок и с удовлетворением отметил, что это не Самойлова, а всего-навсего какой-то подросток.
— Тебе чего, парень?
— Письмо просили передать. — И он сунул конверт.