Выводы:
«Усматривая в поступке присяжного поверенного Гаврила Львова Корякина, заведующего статистическим отделением Воронежского губернского земства Ивана Карпова Воронова и члена Воронежской губземуправы Владимира Агафонова Кильчевского признаки преступления, предусмотренного 129 ст. Уголовного Уложения, вместе с сим поручил помощнику Н‑ка Вор. губ. жанд... Кравцову произвести по этому делу формальное... дознание.
О вышеизложенном доношу
Подполковник (фамилия неразборчива)».
Что ж, донесение как донесение, все в нем логично. Зато другой документ, датированный апрелем 1905 года, обобщающий материалы дознания по делу Коряина, Кильчевского и Воронова, изобилует неожиданностями.
В начале документа названы служащие полиции, от которых получены первые показания о происшествии в «Гранд-отеле»: пристав Мещанской части Александр Новиков и крестьянин Иван Володин, письмоводитель Дворянской части. После этого кратко пересказаны выступления двух ораторов — Кильчевского и Воронова.
Речь присяжного поверенного, напротив, почти полностью воспроизведена в своем первичном варианте. Видимо, ее литературная цветистость (по мнению Ивана Карповича, не слишком тронувшая участников собрания) на пристава произвела наиболее сильное впечатление.
Однако в материалах дознания сразу же сделана оговорка, что Корякин высказывал лишь свой взгляд и дальнейшими данными не добыто никаких достаточных оснований для привлечения его в качестве обвиняемого. «Вследствие чего Корякин с целью разъяснения обстоятельств настоящего дела был допрошен в качестве свидетеля».
Итак, вопрос, кажется, начинает проясняться: жандармерия по каким-то «высшим» соображениям хочет спустить дело на тормозах и в союзники себе привлекает адвоката Корякина.
Вот что он якобы показал. В «Гранд-отель» пришел отпраздновать с товарищами татьянин день. Зачитанная резолюция получена им от одного из земских деятелей. «...Затем стал приводить один эпизод из романа «Война и мир» соч. Толстого о том, как Пьер Безухов, невиновный в поджоге, в силу порядка и склада обстоятельств был лишен жизни (? — О. К.). Далее, в своих объяснениях говорил, что история создает моменты, когда старый порядок является непригодным для жизни, что именно такой период переживает русское общество. Необходимо немедленно призвать к участию в управлении страной народных представителей, и об этом земские учреждения должны направить свои соображения... Государю Императору (! — О. К.)».
Записано также, что Корякин будто бы сказал, что в Петербурге идет страшная резня, вызванная рабочим движением, но движение это не страшно, так как во главе его стоит организация, «исповедающая принцип мирного прогресса и осуществления социального идеала» (?! — О. К.). Страшно, если другая организация — эсеров — проникнет в темную крестьянскую среду. Тогда... «грубая дикая толпа, разбивая кабаки, пьяная и озверевшая, бросится в города и зальет кровью всю страну»...
Никакого воззвания к собравшимся, возбуждавшего на насильственные действия, он не произносил.
Ай да Корякин! Попробуй разберись в этой ахинее якобы безвинно убиенным (вопреки воле Толстого) Пьером Безуховым, с неопасными политическими партиями, с возложением надежд на земство и государя императора...
Неграмотность и невежество производивших допрос? Не без этого, конечно! И все же темна вода во облацех...
Заключительная часть документа гласит:
«...Целый ряд допрошенных свидетелей-очевидцев, несомненно заслуживающих доверия как по своему общественному положению, так и по развитию: предводитель дворянства г. Алисов, председатель и члены управ, врачи и т. д. — не только не подтвердили показаний Новикова и Володина, но прямо опровергли их... Никто из свидетелей не удостоверил, чтобы остальные ораторы также... сказали что-либо противоправительственное и то таким образом нет достаточных данных для привлечения по настоящему делу в качестве обвиняемых по 12 ст. Угол. Улож. не только Кильчевского, Воронова, но и Корякина, настоящее дознание применительно к 277 ст. Уст. Уг. Суд. производством окончено...
Подп. и верно. Полковник Тархов». (Жандармский полковник, как нам известно.)
Можно предположить, что скандальное дело было замято благодаря тому, что к нему, хоть и косвенно, оказалась причастной губернская и уездная знать: предводитель дворянства, сын городского головы, крупные помещики.
В своих воспоминаниях Иван Карпович говорит, что в Воронеже в преддверии первой революции наиболее живой и активной из легальных организаций проявило себя «Общество охранения народного здравия». Под его прикрытием удавалось обсуждать острые политические вопросы. Факты подтверждают, что так и было. Когда читаешь журнал этого общества «Медицинская беседа», поражаешься смелости авторов и редактора — психиатра Вырубова. И даже, в данном конкретном случае... снисходительности цензуры.