— Ну, это уж какие-то доисторические ископаемые, — буркнул дядя Ваня и сразу спохватился, вздумал проверить, сохраняют ли краски способность растворяться.
Бабушка воспротивилась:
— Дождись Настю.
И он с необычайной покладистостью отступил.
А когда тетя Настя пришла, пообедала, брат появился в ее комнате с огромным, свернутым в трубку листом ватмана.
— Слушай, Настя... тут такое дело... в общем, не поможешь ли ты мне выполнить одну работу?
— Цифры твои считать? Нет уж, уволь, — запротестовала Настя. — Хватит тебе эксплуатировать Лелю, Васю, Капитона.
— Да нет, совсем другое.
Дядя Ваня развернул лист, и мы увидели, что весь он исчерчен прямыми, параллельными и пересекающимися во всех направлениях линиями. Местами линии прерывались, и тут были циркулем означены кружочки.
Настя смотрела уже с любопытством.
— План города?
— Он самый!
— А кружочки — что?
— Угадай по месту расположения.
Мы с тетей Настей склонились над картой. Названия улиц были написаны в двух вариантах: по-новому, крупно, и по-старому, мелко, в скобках.
Прежде всего мы определили, что кружок на перекрещении проспекта Революции (Большой Дворянской) с улицей Комиссаржевской (Тулиновским переулком) — это наша бывшая Мариинская гимназия. Дальше все пошло как по маслу. Тут же, почти рядом, мы нашли две женские гимназии: Мерчанской и Степанцевой, мужскую — Морозовой, невдалеке от них женские: Нечаевой, фон Энгель и Кожевниковой. В начале проспекта — I мужскую, в середине его — II мужскую и так далее.
Всего было двадцать пять кружков; те, что мы не угадывали, называл нам дядя Ваня: торговая школа, высшее начальное училище, беженские гимназии.
Довольный тем, что заинтересовал сестру, дядя Ваня выложил свою просьбу:
— Настя, раскрась мне эти кружочки в цвета форменных платьев гимназисток, а на мужских училищах мы изобразим их эмблемы.
— Зачем это тебе?
— Очень важно! Доклад в городском Совете.
Для него «очень важно», а для нас получилось что-то вроде игры.
Воронежские женские гимназии исчерпали для форменных платьев всю гамму радуги. Первенство вырвала гимназия госпожи Нечаевой, цвет формы — небесно-голубой (вот почему дядя спрашивал о незабудках!). Учились тут барышни-аристократки. Они блистали на школьных балах, высокомерно третируя коричневых мариинок.
Мариинская гимназия была казенной (имени вдовствующей императрицы Марии Федоровны), дети не обеспеченных родителей освобождались от платы за право учения. Но благотворительность казны оборачивалась для этих девочек дискриминацией. Проще говоря, они, а среди них доводилось бывать и мне, чувствовали себя как бы неполноценными, униженными.
Дядю Ваню, видимо, не занимали наши переживания. Но, признаюсь, не только я, но и тетя Настя, раскрашивая кружочки на карте, испытывала счастливое злорадство. Мы уже понимали, что этот бумажный парад — последний. Частным гимназиям — конец! Соперничеству разноцветных форменных платьев — конец! Среди незабудок-нечаевок взойдут любые цветы.
Сама я уже демонстративно не надевала в школу унылое, постылое коричневое платье. Носила черную юбку-клеш с алой блузкой. К моему огорчению, на красном фоне брезжил, пусть и едва заметный, рисунок. Но и в таком виде блузка моя нестерпимо раздражала (чего именно и требовалось достигнуть) свергнутую гимназическую администрацию.
Бывшая начальница нашей гимназии, Козлова (в более давнем прошлом фрейлина старой царицы), теперь благодарила судьбу, что оставлена на скромной роли внештатной преподавательницы английского языка. Все же как-то она сорвалась, сказала мне льстиво-насмешливо:
— Вы словно степной мак.
— Нет, как советский флаг! — отрезала я.
Карта, ожившая в самых разнообразных цветах и оттенках, получилась очень нарядной. Настя испытывала законную гордость.
В подробности своей работы дядя Ваня нас не посвятил, а мы и не допытывались. У нас хватало своих дел.
Теперь, листая книгу Воронова «Школа, учащие и учащиеся города Воронежа», вышедшую в 1919 году, могу представить объем труда, который ей предшествовал.
В 1915 году на заседании Воронежской городской думы дискутировался вопрос о возможности и желательности приглашения в наш город беженцев-университетов. И вот как выразил мнение отцов города один достопочтенный гласный:
«Ни университетов, ни других высших учебных заведений нам не надо... Будет с нас и сельскохозяйственного института. Не доросла еще провинция до университетов. Надо сначала поднять уровень нашей культуры, а уж потом мечтать об университетах».
Чванство и невежество городских воротил едко высмеял фельетонист Игла[2] в «Воронежском телеграфе». Заканчивал он такими строками:
2
Литературные исследователи высказывают предположение, что под псевдонимом Игла выступал коллективный корреспондент — члены подпольного марксистского молодежного кружка. Полагают, что одним из авторов был литовский поэт Юлюс Янонис.