Выбрать главу

Я думаю, в присутствии Шоу леди не посмела бы...

Но он немного отстал с председателем.

И вдруг в общем-то владеющая собой, хоть и несколько экстравагантная дама сорвалась с тормозов. Распахнув дверь в первую ближайшую комнату и увидев портрет Ильича, она перекрестилась и на наши недоуменные взгляды, смеясь, воскликнула:

— Молюсь вашему богу!

Коммунары оцепенели, пораженные.

Нет, такого кощунства мы не могли ей спустить. Тут я совершенно сознательно и твердо пишу «мы», потому что в ту минуту я не отделяла себя от стоявших рядом возмущенных, негодующих людей.

Моей первой мыслью было — пожаловаться Бернарду Шоу. Мы ведь знали, как сам Шоу относится к Ленину. Еще в 1924 году, после смерти Владимира Ильича, он сказал корреспонденту «Известий»: «Я не сомневаюсь, что настанет время, когда здесь, в Лондоне, будет воздвигнута статуя Ленина... Ленин — величайший государственный деятель Европы...»

И теперь, приехав в Москву, Шоу прежде всего посетил Мавзолей.

Он поймет. Он пристыдит зарвавшуюся аристократку, объяснит ей, что и чужие святыни надо чтить.

Нас, свидетелей глумливой выходки леди, было немного — человек шесть. От ошибочного поступка удержал меня мудрый старик — хозяин комнаты. Он рассудил, что нельзя портить настроение другу нашей страны. Ведь приехал-то Шоу «с этой буржуйкой вместе. Стал бы виноватить и себя за ее дурость и злость».

Тогда девчата-коммунарки, и я вместе с ними, решили отомстить леди Астор своими силами и средствами. План был сколь наивен, столь же и вдохновенен.

В клуб, куда направились гости, осмотрев квартиры коммунаров, мы срочно созвали десятка полтора самых голосистых парней и девушек. Разместились полукругом, не на сцене, а прямо в зале, в простенке между двух окон. Несколько человек сидели кто на подоконниках, кто на скамьях, а двое или трое (хорошо помню, и я) — на небольшом столике, неизвестно зачем тут оказавшемся.

В программу председателя, конечно, входило обратить внимание Шоу, Асторов и других на диаграммы, показывающие развитие хозяйства коммуны. Их много было развешано на стенах.

Наш самодеятельный концерт был сверх программы.

Но если взмывающие вверх красные, синие, зеленые линии диаграмм, если круги с разноцветными секторами давали пищу уму, — концерт взбудоражил чувства.

Ах, как мы пели! С каким самозабвенным воодушевлением! С какой яростной силой отрицания мира старого и влюбленностью в наш новый мир!

Белая армия, черный барон, —

гудели парни.

Но от тайги до британских морей Красная Армия всех сильней! —

подхватывали звонкие девичьи голоса. Слово «британских» мы выговаривали особенно четко, глядя в упор на леди.

Зажигательно спели «Наш паровоз» и «Мы — кузнецы».

Спели и шуточные нелепицы, которые в те времена искренне считали антирелигиозными:

Долой, долой монахов, Долой, долой попов! Мы на небо залезем — Разгоним всех богов.

А в заключение снова — песни борьбы и победы.

Бернард Шоу (мы уже любили его) весь светился восторгом, а леди кисло поджимала губы (к нашему полному торжеству). Время от времени она просила Киршона перевести некоторые фразы и, выслушав, цедила свое неизменное — пропаганда. Это мы понимали без перевода. И наш задор все возрастал.

Последние слова припева «Варшавянки» прозвучали у нас так:

На баррикады! Буржуям нет пощады! Марш, марш вперед, Рабочий народ!

Это было столь выразительно, что все, кто тут был, и гости и хозяева, принялись аплодировать.

Аплодировала и леди. Что ей оставалось делать?..

Эти наши ответные атаки на зловредную леди Астор дядя Ваня живо представил и полностью одобрил. Ему не терпелось узнать, что же там, в коммуне, было еще, услышать побольше о Бернарде Шоу. Но беседу пришлось прервать, так как я куда-то очень спешила...

С самого начала мне было совершенно ясно, что писать о «любознательных» миллионерах, тем более о Бернарде Шоу я не буду. Не осмелюсь, не имею морального права. От Москвы специальным корреспондентом был Владимир Киршон, вскоре он и опубликовал в «Правде» очерк «Неудачи леди Астор». Материал в центрально-черноземную областную газету дал работник Воронежского издательства Абрам Григорьевич Броун. Статья была напечатана в «Коммуне» за подписью «Григ».

А я после отъезда гостей прожила в коммуне целую неделю и уже дома, в Воронеже, написала большой очерк для «Подъема» — «Человек у «станка». (Речь шла не о заводском станке, слесарном или токарном, а о станке, где содержатся животные.)