— В Воронеже, кроме основной наложницы, у него были возлюбленные из гимназисток, — говорит Восилюте. — Это была жуткая и стыдная история, о которой шептались, но вслух никто не посмел бы сказать.
В официальных кругах Воронежа имела хождение легенда, будто Ольшаускис через графа Фредерикса состоит в родстве с царем Николаем II. Губернатор заискивал перед могущественным ксендзом и не только не сдерживал его аппетитов, но даже приезжал извиняться, если не мог выполнить какую-нибудь его прихоть.
Ольшаускис занимал богатые апартаменты, имел собственный выезд: рысаков чистых кровей и английского образца экипаж, какого не было у самых знатных людей города; на козлах восседал кучер в ливрее. В квартире ксендза нелегально жила, а на прогулках с ним появлялась открыто красавица полька. Матери этой женщины, Лобковской, Ольшаускис вверил снабжение продуктами питания всех ученических столовых.
Запасшись фальшивыми счетами от первоклассных магазинов, аферистка покупала продукты в дешевых лавчонках. Мясо и масло были несвежие, а хлеб такой сырой, что, случалось, возмущенные гимназисты швыряли его об стену, и кусок прилипал к стене, как глина. Доходы от своих махинаций Лобковская делила с Ольшаускисом.
Сатирическая газета «Колдунья», выпущенная в мужском общежитии, поместила карикатуру: патрон гимназии Ичас держит за рога корову — комитет помощи беженцам, а Ольшаускис ее доит.
Конкретное, самое доступное пониманию всех учащихся литовцев зло персонифицировалось в фарисейской фигуре Ольшаускиса. Борьба против него была первой ступенью самосознания многих литовских юношей. Уже осенью 1915 года в общежитиях состоялись сходки протеста против насаждаемого Ольшаускисом идеологического гнета и нестерпимых условий существования беженцев-гимназистов.
По инициативе Юлюса Янониса была составлена петиция, под которой подписалось четыреста человек. Учащиеся требовали свободы мысли, свободы слова, самоуправления в общежитиях, установления контроля над хозяйственной деятельностью беженского комитета, ограничения власти Ольшаускиса и его приспешников.
Ичас приехал в Воронеж, принял делегацию молодежи. Янонис, по поручению подписавших петицию, огласил требования учащихся.
Вот тут-то и произошла знаменательная сцена, когда вельможа с неожиданной прозорливостью увидел в юном гимназисте отважного борца, революционного трибуна, понял потенциальную силу его темперамента, таланта и пытался переориентировать эту силу: уговаривал Юлюса сотрудничать в националистической клерикальной газете «Голос литовца».
«Янонис был неколебим как скала», — вспоминают его товарищи. Своей стойкостью и смелостью он завоевал среди молодежи огромную популярность. Пообещав гимназистам некоторое смягчение режима, Ичас отбыл в Петроград. Ольшаускис остался в прежней должности и вскоре начал мстить поборникам свободомыслия.
Учащихся литовцев в Воронеже было сосредоточено человек восемьсот: две мужские и одна женская гимназии, учительская семинария. Юноши и девушки жили в интернатах по преимуществу в центре города.
Но были и небольшие общежития в рабочих кварталах, например у реки, в конторе пивного завода Кинца, остановленного в связи с войной. Янонис и его ближайшие единомышленники жили как раз у Кинца. Здесь не было столовой, но зато и надзор почти отсутствовал. Здесь было удобно устраивать читки запрещенной литературы, проводить собрания на политические темы.
Теперь Ольшаускис задался целью разгромить «гнездо мятежников». Говорят, явившись на собрание учащихся, ксендз одной рукой гладил крест на груди, а другой грозился, сжав кулак. И шипел, и, потеряв самообладание, орал, что уничтожит крамолу...
Общежитие Кинца было закрыто.
Но самоуверенный ксендз жестоко просчитался. Расселенные по разным общежитиям «бунтовщики» стали там бродильным началом. Они понесли в самую гущу учащихся уже не только дух возмущения ближайшими угнетателями — клерикалами, но и идеи борьбы с государственным строем.
В среде литовских учащихся широкое распространение имели два течения, оформленные в самостоятельные организации «Будущее» и «Заря», с низовыми ячейками. Организация «Будущее» провозгласила девиз: «Все обновить во Христе». Срывая маски с клерикалов, Янонис и его соратники на молодежных диспутах убедительно доказывали, что в прошлом такой лозунг вполне устроил бы средневекового монаха-иезуита, а в настоящем служит интересам самого реакционного класса — класса крупных помещиков.