И как же все стало на свои места, когда весной 1958 года по совету партии, по решению правительства началась продажа техники колхозам.
С 1937 года Матрена Федоровна была директором машинно-тракторной станции. 31 марта 1958 года на сессии Верховного Совета депутат Тимашова проголосовала за реорганизацию МТС. Она стала председателем крупного колхоза, объединившего села Шишовку и Чесменку. А лучшей оценкой того большого, что сделала МТС за двадцать лет, была «тяжба» колхозов за кадры, ею выращенные. Механизаторам доверили ответственные участки в колхозах.
...Но это я опять далеко опередила события. Возвратимся к осеннему вечеру, когда мы с Тимашовой брели по лесу. Я вспоминала, что было на совете МТС.
Когда работники животноводства «наваливались» на механика Капустина, этот дюжий детина кряхтел, как под тяжелой ношей, но послабления не просил.
И когда председателя одного колхоза упрекнули, что в свинарнике «рационы-моционы», а поросята дохнут, самолюбивый председатель вспыхнул — не потому, что такого не случалось, а потому, что уже давно было. Теперь поросята «с первого дня умные, убедили их — не дохнут!..».
Убеждают свиней наращивать сало, а коров давать больше молока, как мы уже знаем, кормом и уходом. Ну, а если какая напасть?..
И в памяти, оттесняя видного речистого председателя колхоза, встает старая женщина в темном полушалке. Попросту, как, бывало, за сковородником, она пришла к соседке за... медицинским шприцем.
Доставая из шкафа шприц, хозяйка избы спрашивает:
— Сама уколешь или мне забежать?
— Да вроде уж сама приловчилась.
Мне старуха успевает рассказать, что поросенка получила ее дочь по дополнительной оплате. Искупали его, да, видно, вода была холодная, что-то закашлял. Приходится пенициллин вкалывать. На пенициллине язык у нее, правда, немного заплелся, но разве в этом дело!
Сорок лет назад, когда болела ее новорожденная дочь, эта женщина, должно быть, клала ее под куриный насест или сбрызгивала с уголька, а теперь... Теперь стоит она в своем старушечьем полушалке и поучает меня, что пенициллин — пустяшный укол. Вот если рыбий жир приходится впрыснуть — это много трудней, он застывает.
Тут еще было рассказано о прививках, которые даже курам делают, и я, немного оглушенная, даже не поразмыслила тогда как следует.
И вот теперь вижу все это опять. Только более ярко, отчетливо. Будто солнце, брызнув сквозь облачную дымку, выхватило ту избу, двух крестьянок. Они совсем обыкновенные, если смотреть глазами сегодняшнего дня, и в то же время удивительные, стоит отстраниться немного, взглянуть из прошлого.
Тишина в лесу, только листья шуршат под ногами. Крупные резные листья дуба. Они недавно опали и лежат сугробами, не желтые, а розовые, должно быть, от заходящего солнца.
Вода в реке течет лениво и чуть рябит. У берега в реке тоже дубовые листья, задержанные камышом, а между ними крапинки болотной ряски. Такой узор — будто его придумал художник. Все краски блеклые, притушенные, и лишь дразняще зеленеет маленький островок осоки.
А сколько белых лилий было здесь в июне! Войди в воду по щиколотку — и рви.
В лесу в то время царила липа. Она заслонила даже великаны-дубы, всюду простерла свои мохнатые от пчел и цветов ветки. Лес дышал медом, гудел, как улей. Как не вспомнить: вот в таких лесах наши предки занимались бортничеством — добыванием меда диких пчел.
Не заметив, что нарушаю уговор молчания, я сказала что-то о древности, веющей от этого леса, о пчелах, о бобрах.
Матрена Федоровна не ответила, казалось, ей действительно хочется отрешиться от всего, отдохнуть. Но спустя несколько минут сама стала рассказывать мне... про пчел.
В 1942 году, летом, когда фронт подступал уже сюда, колхоз лишился пасеки. В сутолоке эвакуации порушили ее чьи-то злые руки. Ульи валялись разбитые, а пчелы «пропали без вести».
К весне МТС возвратилась на свою усадьбу.
— Я вошла в дом, — говорит Тимашова, — где до войны была контора. Стекла повыбиты, а в окна пчелы то и дело — жик-жик. Я не придала значения, послала девчат сделать уборку. Они принялись мыть полы. Сама снаружи осматриваю, какой нужен ремонт. Вдруг крик, визг, я даже перепугалась: что такое? Девушки как шальные выскочили из дома, тряпками машут. У меня сразу от души отлегло: не мина, не бомба — пчелы.
Собрались зрители, дают советы пострадавшим. Хочешь — плачь, хочешь — смейся. Какой-то храбрец, расследовав происшествие, докладывает: пчелы в подполье, и много. Если надеть мешок на голову, а на руки шоферские перчатки, можно выломать соты.