Про ужака я ни Розе, ни единой живой душе не сболтнул. Сначала немного беспокоился: не ославила бы меня Матрена Федоровна. Нет, молчит, вроде забыла.
Село наше на крутом взгорье. Вся заречная сторона, со своими лесами и перелесками, со своими лугами, как на ладони. Тот злополучный скирд я среди других нашел и крепко приметил. Решил вести за ним наблюдение. Может, на мое счастье, уйдет в госзакуп или конезавод его приторгует. Да где там!
Пришла моему скирду очередь только в декабре. Вижу, грузят его и подают — куда бы вы думали? — на молочнотоварную ферму!
Вечером я говорю жене:
— Розочка, разбуди меня завтра, как сама встанешь. Мне надо проволоку из-под тюков собрать, я за нее материально ответственное лицо.
Получилось почти правдоподобно. Мы в колхозе боремся за бережливость, чтобы никто даже обрывок веревки где попало не бросил.
На ферму пришли вместе, еще до света. Я сразу к тюкам. Развязываю, проволоку для порядка в кучу складываю. Сено перетряхиваю. Наготовил большой ворох. И — домой: доспать часок. Мне-то в мастерскую на ремонт к восьми.
На другое утро я опять возле своих тюков. И на третье, и на четвертое. Стала надоедать мне эта канитель. Даже известные из литературы примеры не помогают. Думаю, у конандойловского вора интерес был — он охотился за карбункулом. Остап Бендер и поп Федор мечтали в стульях найти бриллианты. А что я ищу? Какое сокровище? Вспомнишь про него — плюнуть хочется!
Однако терплю, продолжаю нянчить тюки. С доярками балагурю:
— Вас, девчата, жалко: боюсь, как бы вы проволокой свои ручки не порезали.
Они хохочут:
— Верно подметил! У доярок да у свекловичниц самые нежные руки.
— Так у вас же электродойка!
— Доим научно. А вот коровам хвосты подчищать аппарата пока нету. Видишь, навозу сколько. Дед Игнат не справляется — прихварывать стал.
Я понял намек. Взял вилы, ознакомился немного с ихним коровьим цехом. Девчата правы. Механизаторам тут дел еще хватит!
Спустя, может, неделю таскаю я сено в ясли, а жена ко мне с несуразной просьбой:
— Пособи, Вася, доить.
Только этого не хватало! Обратил все в шутку, кое-как отбоярился.
Еще денька через два она опять за ту же песню:
— Пособи, Васек! Я освобожусь раньше, дома что-нибуль лишнее сделаю. Может, рубаху тебе дошью.
Вот лисичка! Знает, что мне хочется новую рубаху. «Э, — думаю, — была не была!» Пошел к ним в дежурку, вымыл руки с мылом. Очень не хотелось облачаться в халат, но тут уж никуда не денешься — закон.
Роза быстро мне тесемочки сзади завязала, ведет к своей группе коров, попутно все показывает, объясняет, ну прямо как на экскурсии. Для убедительности вложила мои пальцы в резиновые присоски. Чую — тянет. Она говорит: «Вакуум». Впервые от нее такое слово услышал, вроде и сама показалась какой-то иной.
У меня ко всякой технике есть способность. А эти колпачки корове к вымени прикладывать — ничего мудреного. Освоил! Надеваю и снимаю самостоятельно, а тугососых Роза вручную додаивает. Закончили со своей группой и еще соседке чуток помогли.
Стали мы каждое утро вместе работать. К тюкам я сделался совсем хладнокровный, думаю: «Не такие они, наши женщины, пугливые, ничего с ними не приключится». А «вакуум» меня больше и больше засасывает, то одно, то другое хочется на ферме наладить. С мотористом электродойки систему труб проверили, все узлы подтянули.
Роза по осени в совхоз ездила, на практику, что ли. После стала мне рассказывать, какой там доильный зал: коровы входят в одни двери, а в другие выходят. Я тогда посмеялся: «Это, — говорю, — кинотеатр, а не коровник. Нам архитектурные излишества не нужны, нам давайте молока побольше». Она обиделась и замолчала.
А теперь мы с нею на тему этого коровника говорим не наговоримся. И какие выгоды от беспривязного содержания. И что такое подсосный метод. И строить ли нашему колхозу доильную площадку «елочка» или уж сразу «карусель».
Я хоть не видел ни той, ни другой, голосую за «карусель», поскольку новейшая техника. Но не поддразнить не могу.
— Не получилось бы, — говорю, — головокружение у доярок или... у коров.
Роза больше не обижается. Посмеялась...
Так и идут день за днем. Скотник дед Игнат стал ко мне пристально приглядываться. Как-то говорит:
— Может, оформишься, внучек, на мою штатную должность? Мне пора на пенсию.
Женщины ему возражают:
— Нет, мы Василия не уступим. У нас скоро Таня пойдет в декрет. Назначим его подменной дояркой.
Дождался, обабили! Выскочил я из коровника, чтобы не ругнуться при жене. Если бы не она, не сдержался бы. Но с Розой у нас уговор: никаких «выражений»!
Постоял на морозце, охолонул. Вхожу в тамбур, люди меня не видят, а я слышу конец разговора. Зоотехник Андрей Иванович — вся эта сцена при нем разыгралась — укоряет женщин: