– Ты должна со всем этим справиться, – говорю я себе.
– Жучок, ты встала? – спрашивает папа. Судя по низкому голосу, он еще не пил кофе и только идет на кухню. – Я знаю, что ты не спишь. Слышу, как ты опять с собой разговариваешь.
Пробегаюсь расческой по непослушным прядям и бегу по лестнице вниз, на кухню. Папа сидит за столом и только-только раскрывает свежий номер «Нью-Йорк Таймс».
– Доброе утро, – говорю я и наклоняюсь, чтобы поцеловать его, а потом лезу под стол и целую толстую морду Джерри. Когда мои губы касаются его волосатой, морщинистой кожи, Джерри и глазом не моргнул.
Кофеварка щелкает и булькает в углу, я подхожу к ней, вдыхая аромат.
– Хорошо спала? – спрашивает папа, не отрываясь от газеты.
Медленно поворачиваюсь к нему.
– Почему ты спрашиваешь?
– Круги у тебя под глазами – последствие повышенного внимания к французскому кофе, – заявляет он. – Когда фаза быстрого сна нарушается…
– Спасибо, доктор Роуи, – говорю я. – Я это все знаю.
Папа смотрит на меня из-под очков.
– Раздражительность – еще один признак дефицита сна – так, на заметку, – бормочет он.
Кофеварка пищит – кофе готов, я виновато наполняю им папину любимую кружку, легонько подталкиваю ее, и она скользит к нему по столу. Жду, пока папа отопьет глоток в знак примирения. Потом, налив кофе себе, плюхаюсь за стол лицом к папе. На нем его старый фланелевый халат поверх синей пижамы и все те же дешевые разношенные мокасины, что он носит, сколько я себя помню. Очевидно, в этом же костюме он ходил за газетой. То есть его видели. Люди. Я вздрагиваю и смотрю, как он перелистывает страницы, бормочет что-то себе под нос, пробегая строки глазами, поглаживает бороду, когда находит интересную статью. Я знаю все его привычки, все черты. Я знаю о папе такое, о чем он даже не догадывается и, возможно, хочет, чтобы и я не догадывалась. Например, что он по-прежнему скучает по моей матери.
– Думаешь, мне здесь все-таки понравится? – наконец спрашиваю я. – В конце концов.
– Где – здесь? В Бостоне? – уточняет папа, которого, видимо, слишком увлекла какая-то статья из раздела «Наука».
Я склоняю голову набок.
– Нет, на Кубе. Погоди. – Я подношу ладони к лицу в притворном ужасе. – Где же мы?
– Очень смешно, – говорит папа, складывает газету и впервые смотрит прямо на меня. А потом переходит на тему, которая кажется ему более интересной.
– Странно, что у тебя опять проблемы со сном.
– О чем это ты? – спрашиваю я. – Мне снятся чудесные сны.
– Теперь – да, – соглашается папа. – Но после того, как мама уехала… – он на миг замолкает.
– Пап… – говорю я. И снова начинаю чувствовать себя немного желейно.
– Тебе начали сниться кошмары о том, что ты теряешься. Ты просыпалась в истерике. Приходилось обнимать тебя – только тогда ты снова засыпала. Но потом я нашел ЦИС.
– ЦИС? – переспрашиваю я. И почему аббревиатура кажется такой знакомой? Кофе еще не начал действовать, но я точно помню, что уже где-то видела эти буквы.
– Центр изучения сна, – говорит папа. – Доктор Петерман. Не помнишь?
Я долго смотрю на него, а потом меня осеняет.
– Погоди, не этот ли? – Убегаю в прихожую, возвращаюсь и бросаю на кухонный стол открытки.
Папа берет одну и морщится.
– Не могу поверить, что твоя бабушка и вправду сохранила это все.
– Папа, расскажи мне, пожалуйста, о чем ты говоришь? – прошу я. – Я совсем не помню это место. Если ты мне не объяснишь, я буду думать, что мне сделали лоботомию.
Папа наливает нам еще по чашке кофе.
– Как я уже говорил, после маминого ухода тебе начали сниться кошмары. Тебе было всего шесть. Думаю, ты чувствовала себя беззащитной. Кошмары были такими жуткими, что ты практически потеряла сон. Да и я тоже. Поэтому коллега из Массачусетского технологического института порекомендовал поисследовать твой мозг во время сна. – Он немного помолчал. – Ничего не припоминаешь, Элис?
– Только плохие научно-фантастические фильмы, – ошеломленно говорю я. – Продолжай.
– Тут нет ничего фантастического, только наука, – папа всегда с большим чувством подчеркивает это различие. – Как тебе известно, мозг изучен далеко не полностью. Но мы далеко продвинулись в отслеживании мозговой активности: то есть в наблюдении за тем, какие части мозга включаются в работу, когда мы видим или чувствуем то или иное. Некоторые ученые пришли к выводу, что если отслеживать активность мозга во время сна, а потом попросить испытуемых рассказать свои сны, то можно суммировать данные и получить цельную картину.