– Макинтайр, в этом году ты почему-то всегда вспоминаешь Фрейда, о чем тебя ни спроси. Похвальное упорство, но книги читать все-таки нужно. Макс, а ты что скажешь? – Леви приподнимает подбородок, передавая Максу слово.
– Джон Боулби, – говорит Макс, не задумываясь. Как всегда, он сидит очень прямо и смотрит только на доску, на Леви и в свою тетрадь с аккуратными конспектами. Я это знаю, потому что постоянно за ним слежу. У него идеальные запястья. Его сильные, но в то же время изящные руки с красивой нежной кожей виднеются из-под рукавов овсяного цвета, которые он закатал почти до локтей. Я зачарованно любуюсь ими и думаю: как же забавно, что настолько уязвимые, интимные части человека каждый день у нас на виду, а мы и не замечаем.
– Боулби! – громко провозглашает Леви, поднимая руки в торжествующем жесте, – и ко мне возвращается сосредоточенность. – Совершенно верно. Те из вас, кто все-таки читает рекомендованную литературу, как Макс, вероятно, помнят, что, по теории Боулби, первые годы жизни ребенка определяют его дальнейшее развитие и то, каким он будет, когда вырастет. Так? И модель привязанности формируется благодаря отношениям между ребенком и значимым взрослым, проще говоря, между вами и родителями. Логично?
Я киваю и на мгновение задумываюсь, что же происходит, если этих отношений между ребенком и взрослым почти нет. Если твоя мама вовсю путешествует по миру, а ты развлекаешься только тем, что наряжаешь разжиревшего бульдога в платья и берешь у него интервью.
– Может мне кто-нибудь сказать, для чего нам вообще эти отношения? Зачем они нужны? – спрашивает Леви. Все молчат.
– Чтобы выжить, – отвечаю я, не поднимая руки.
Макс ерзает на стуле, но не поворачивается. Леви приятно удивлен.
– Правильно, – говорит он. – Не раскроешь ли свой тезис?
– Ладно, – соглашаюсь я, слегка смущаясь. – Но это же вполне очевидно, разве нет? Мы рождаемся такими крошечными и ничего не можем сделать сами. Нам постоянно нужна помощь. Благодаря привязанности, мы обеспечиваем себе контакт с человеком, который нас не бросит. Который поможет нам выжить.
Леви кивает.
– Но несмотря на то что все ранние связи формируются ради выживания, в итоге мы имеем и кое-что еще, – говорит он. – По теории привязанности, ребенок, рядом с которым есть заботливый и отзывчивый взрослый, чувствует себя защищенным. Ребенок чувствует, что такому взрослому можно доверять, – это и есть фундамент для дальнейшего исследования мира.
Леви отворачивается к доске и начинает записывать на ней стадии развития привязанности, и именно этот вопрос на экзамене я и завалю, потому что отвлекаюсь на свои мысли. Фундамент для дальнейшего исследования мира. Я все кручу эту фразу у себя в голове. К моему семилетию мама уже уехала, папа, конечно, был рядом, но… иногда его будто и не было.
Вдруг я поднимаю глаза и замечаю, что Макс смотрит на мои пальцы – я и не заметила, что опять начала ими барабанить. Я тут же инстинктивно кладу ладонь на парту. Макс озадаченно смотрит на меня и отворачивается. По мне пробегает дрожь.
– А что насчет других типов привязанности? спрашивает Лейлани Мимун. – У взрослых?
– Мисс Мимун! Ей так не терпится обсудить красивое и трагичное чувство, именуемое любовью! – дразнит Леви, опираясь локтями на край стола и прижимая ладони к сердцу.
Лейлани заливается краской, снимает очки и начинает яростно протирать стекла. Она по уши влюблена в Леви. Первой приходит в класс и последней уходит, выполняет всю домашнюю работу и протирает очки каждый раз, когда он задает ей прямые вопросы.
– Мы поговорим об этом в следующий раз, – говорит Леви. – Но существует множество теорий. Некоторые считают, что любовь бывает двух видов: страстная и сострадательная. Сначала приходит страстная, и длится она в большинстве случаев всего несколько лет, затем сострадательная – она крепче и дольше. Другие считают, что любовь состоит из трех компонентов: близость, страсть и преданность, и разная комбинация этих компонентов создает разные типы любви.
Он рисует на доске треугольник и пишет вокруг него слова.
Романтическая любовь = страсть + близость
Симпатия = близость
Пустая любовь = только преданность.
– Как грустно, – говорю я, не сдержавшись. – Пустая любовь. – Не могу ничего с собой поделать и смотрю на Макса. Глядя на него, я не могу осмыслить, что пустая любовь возможна.
– Все это ерунда, – говорит Макс. Когда Леви поворачивается к нему с поднятыми бровями, он поясняет: – Зачем пытаться объяснять такие случайные явления, как любовь? Ведь практически невозможно определить, что это такое.