— Алло, — сказал он важно, — здесь Штирлиц. — И тут же сменил тон. — Сам не валяй дурака, сам — рыжая, сам сматывайся, — и бросил трубку, пыхтя теперь уже от возмущения.
Я не сомневался, что звонил кто-то из компании Пирата. Оставалась только одна надежда — может быть, он решит, что ошибся номером. Если так, то сейчас снова раздастся звонок…
И он раздался. Тут же.
Я успел схватить Алешку в охапку и потащил его к двери.
Захлопнув и заперев дверь, за которой все еще настойчиво и тревожно звенел телефон, я поставил Лешку на пол. Воспитывать его было некогда и не время. Поэтому я только спросил:
— Что он сказал? Дословно.
— Рыжая, не валяй дурака, сматывайся и два дня не кажи носа, — он сделал круглые глаза и поднял хохолок на макушке.
Дела… Кажется, мы насторожили эту темную банду. Разворошили осиное гнездо. Шерлок Холмс в таких случаях набивал трубку и два-три дня думал в клубах дыма. Но мы думать будем позже. Сначала надо получить информацию от наших агентов наружного наблюдения.
Я отправил Лешку домой — скоро должны были вернуться из магазинов наши родители, а сам спустился вниз, расспросил Рябчиков о ходе операции и поблагодарил их за службу, вручив по пачке малиновой жвачки.
На душе было тревожно.
Все остальное время до обеда мы думали: что делать? И пришли к выводу, что надо сообщить обо всем в милицию. Нам самим с этой бандой ни за что не справиться. А родителям мы ничего не скажем, не надо их травмировать.
— Они и так вертятся, как палки в колесах, — пожалел их Лешка.
— Белки, — поправил я.
— Никогда не видел белок в колесах, — заспорил он.
Я, правда, тоже и потому прекратил дискуссию, и мы пошли обедать.
По случаю выходного дня вся семья обедала в большой комнате, на сервизе и при салфетках.
За столом Алешка чуть не проболтался. Папа сказал, что вроде бы у него получается с отпуском, готовьтесь, собирайтесь и не забудьте взять с собой учебники и велосипеды. А Алешку как будто кто за язык дернул.
— Мы не можем сейчас ехать, — сказал он озабоченно, — мы сейчас одну тайну…
Тут я толкнул его под столом ногой. Но, видимо, слишком сильно. Не рассчитал. Он выронил ложку, и она упала в суп. Папа вытер лицо салфеткой и пристально посмотрел на него. Лешка покорно встал и пошел, оглядываясь, в нашу комнату.
— Правильно понял, — сказала мама. — И нечего оглядываться. Постой в углу, пока все будут обедать, и подумай о своем поведении.
И она с таким сочувствием посмотрела на папу, словно его обрызгали не обычным супом, а, по крайней мере, несмываемой краской.
Мне немного стало жалко Лешку, потому что все-таки я был больше виноват, но я хорошо знал, что он сейчас сядет на тахту с Шерлоком Холмсом и будет безмятежно почитывать его. А когда застучат каблуки маминых шлепанцев, он живо вскочит, воткнется в свой угол и будет понуро ковырять пальцем давнишнюю дырку в обоях. Мама до сих пор наивно не догадывается об ее происхождении и все время спрашивает папу, кто ее прогрыз.
Вечером мы опять чуть не прокололись из-за Лешки. Он уселся рисовать и дорисовался до того, что папа решил поглубже проникнуть в его духовный мир и попросил посмотреть рисунок. Лешка доверчиво, ожидая привычной похвалы, протянул ему листок. Я сунулся к нему и тут же зажал рот ладонью, чтобы не ахнуть.
Может быть, Лешка когда-нибудь станет хорошим карикатуристом. Ему очень здорово удается искажать в своих творениях действительность. Но на беду он так точно на этот раз нарисовал скелет в шляпе, меня с иконой и себя с пожарной машинкой, что даже папа на минутку призадумался.
— Что это? — спросил он. — Где ты это видел? Во сне, что ли?
Лешка, сообразив, что он натворил, колупал пальцем край секретера и был даже не в силах хотя бы кивнуть.
К счастью, его способность видеть совершенно дикие сны и долго их рассказывать в самое неподходящее время была нам всем хорошо известна. Однажды ему даже приснилось, что по комнате сами по себе расхаживают мохнатые дедушкины тапочки. Это был самый страшный сон.
Папа вздохнул и сказал:
— Да, пора вас отправлять на дачу.
Я понял, что медлить больше нельзя, показал Лешке тайком кулак, полюбовался на его высунутый в ответ смущенный язык и, сказав, что пойду проветриться, пошел в милицию.
Отделение милиции находится недалеко от нашего дома. Поэтому я не успел хорошенько подготовиться к разговору, понадеявшись на экспромт. Главное — сообщить все, что нам известно, но скрыть, что мы забирались в чужую квартиру. За это, уж точно, не похвалят. Могут даже в школу сообщить. И родителей травмировать.