Женя был высок, строен и вид имел мужественный: выпирающие скулы, впалые щеки, агрессивный подбородок. Серые, удлиненного разреза глаза казались очень светлыми по контрасту с черным ободком, окаймляющим радужку. Русые волосы отливали стальным блеском. «Этот, похоже, из породы сильных молчаливых мужчин, — определила я на глазок. — Характер твердый, нордический, сознание собственного превосходства налицо. Интересно, отражает ли оно действительное положение вещей или порождено узколобостью?»
Нового гостя представили мне, Саше и Тамаре; Сурену и Роману он кивнул, как старым знакомым. Отвесив общий поклон, Евгений произнес без выражения: «очень рад» и сел на диван, увлекая за собой Людмилу.
— Вы пока выбирайте себе питье и бутерброды, а я сейчас. — Вероника, почти полностью скрытая охапкой роз, взяла широкую вазу и удалилась на кухню обрезать цветы и поставить их в вазу.
Стол, накрытый для фуршета, стоял у окна. На нем тесно сгрудились десятка полтора салатниц и тарелок со сложными бутербродами, стопка тарелок поменьше и бокалы разной формы и величины. Рядом, на небольшом сервировочном столике, выстроилась батарея разнокалиберных бутылок. В отсутствие хозяйки роль распорядителя взял на себя Сурен.
— Давайте договоримся: закуски каждый выбирает и пополняет сам, а напитки разливаю я. Милые дамы, принимаю ваши заявки.
Гости оживились и потянулись к угощению. Я приняла у Сурена бокал сухого белого вина, дождалась, пока очередь у стола рассосется, положила на тарелку оливки с сыром и, устроившись в углу, в кресле, стала разглядывать золотистый занавес, закрывающий часть гостиной вместе с боковой стеной. За ним, по всей видимости, и была устроена сцена.
Тут я позволю себе немного отвлечься, чтобы описать планировку Вероникиной квартиры. За входной дверью располагается довольно тесная прихожая, слева от нее — темная комнатка вроде кладовки, которую Вероника использует как гардеробную; дальше вы попадаете в квадратный холл, примерно три на три метра, и видите слева двойные застекленные двери гостиной. Если войти туда и встать лицом к окну, то по правую сторону, закрытую в тот вечер занавесом, будет дверь в смежную комнату — спальню, имеющую второй выход в коридор со стороны кухни. Теперь вернемся в холл. Прямо за ним — коридор, в конце которого с левой стороны — небольшой аппендикс, ведущий на кухню (сюда выходят двери ванной, туалета и уже упомянутая вторая дверь спальни), а с правой — вход в третью комнату.
Вероника вернулась в гостиную и объявила программу вечера: легкий перекус, первое действие спектакля, антракт с буфетом и салонной беседой, второе действие, еще один антракт и чаепитие, потом третье действие. Все одобрительно зашумели и заработали челюстями, выполняя первую часть программы. Хозяйка попыталась завести светский разговор, но ее усилия особым успехом не увенчались. Общая тема никак не находилась: кто-то не читал Павича, кто-то не ходил на «Пизанскую башню», кто-то не видел популярных телепередач. Анекдоты, рассказанные Тамарой и Романом, немного оживили народ, но атмосферы интеллектуального пиршества, на которую, вероятно, рассчитывала моя кузина, не получалось. Неприятные паузы, разбивающие беседу, становились все более протяженными, и, не зная, как еще рассеять всеобщую скованность, Вероника обратилась к Сурену с предложением начать спектакль.
Людмила, Евгений и Роман восприняли предложение хозяйки как сигнал к перекуру и удалились на балкон. Тамара и Вероника скрылись за занавесом, а Сурен отправился переодеваться в дальнюю комнату, или «гостевую спальню», как называла ее моя кузина. Перед уходом он попросил Сашу проверить прожекторы, и гений по части электроники нырнул за занавес, предварительно взяв из прихожей сумку. Через пару минут актеры-курильщики тоже разошлись по гримерным.
Не у дел остались только я и вернувшийся с балкона Евгений. Мы со скучающим видом потягивали вино и исподтишка наблюдали друг за другом. Из смежной комнаты доносились возбужденные женские голоса, а непосредственно из-за занавеса — какие-то шорохи, щелчки и другие звуки, сопровождавшие Сашину возню с осветительной аппаратурой. Евгений встал с дивана, подошел к столику с бутылками, налил себе мартини и повернулся ко мне, очевидно, решив оживить ожидание беседой.
— Вы не знаете, о чем пьеса? — поинтересовался он небрежно.
— Нет.
Левый уголок его рта искривился в легкой усмешке.
— Кажется, вы не большая поклонница театра, — сказал он, понизив голос.
— Не большая, — подтвердила я. — Особенно любительского.