Для меня последней каплей стали полароиды. Отвратительные стекла, которые она стащила у дружка-наркомана, напялила на себя и теперь притащилась с ними в дом. В мой дом!
Я открыл дверь, пропустил Иволгу вперёд. Она влетела в квартиру цветастым смерчем, разметав свои шмотки по прихожей.
— Пойду чайник щелкну!
Я смотрел ей в спину, чувствуя, как в груди разливается жидкий азот. И, когда холод добрался до горла, встав там жестким комком, я произнес четыре слова:
— Вон из моей квартиры.
Красноволосая остановилась в шаге от кухни. Она как-то сразу сникла, сгорбилась. Стала совсем маленькой. Обернулась.
— Чего?
— Убирайся вон, — хрипло повторил я.
Ива кивнула и не спеша проследовала в комнату. Достала рюкзак, начала кидать вещи.
— Почему я должна?
— У меня нет сил тебя терпеть, — я сел на диван, наблюдая за сборами. — Помнишь, когда ты пришла сюда, то сказала, что мне надо проветрить жизнь? Я думал, что ты — как раз полезный сквознячок, что ты поможешь. Но это не сквозняк, а ураган! Ты ворвалась, разрушила всё, до чего дотянулась, и продолжаешь тащить меня на дно! Вот, почему должна!
— Да что ты говоришь! — красноволосая с силой швырнула свитер в рюкзак. — Я разрушила! Да я всего лишь пыталась у тебя яйца отрастить!
— Ничего ты не пыталась. Делала, что хотела — и только. Целовалась с Милой, спала со мной, воровала, принимала дрянь…
— Выдели главное, дерево! — Иволга пошла к столу, собирая по дороге многочисленные мелочи. — Тебе же поперек горла, что я дала тому парню! Я же должна спать только в одной постели, должна тебе принадлежать!
— Ты сделала это, чтобы достать наркотики!
— Плевать, зачем я это сделала! — взвизгнула девушка. — Ты не имеешь права меня судить!
— А я и не сужу. Только ограждаю от тебя свою жизнь.
Ива прошлась по комнате, сняла с батареи бельё.
— Ты и правда, как отец. Всё пытаешься контролировать, держать при себе, навязать роли, права, обязанности.
— Я. Несу. Ответственность!
— Несёшь чушь!
Я глубоко вдохнул и выдохнул. Посмотрел ей в глаза.
— Ты просто шлюха. Наглая, назойливая, нестабильная шлюха. Во всех смыслах этого слова.
Иволга закинула рюкзак за плечи.
— А ты — сопляк, маменькин сынок, трус и подлец.
Она сказала это негромко, но на одном духу. Уставилась на меня своими раскосыми глазищами.
— Никакой ответственности ты не несешь, только ноешь и плывешь по течению. А без меня — вообще, как говно в проруби, никуда не двигался. Лжёшь родителям, лжёшь всем вокруг и самому себе! И мало того, когда я попыталась разрушить всю эту ложь, выветрить из тебя страх, ты раскис и дал заднюю. Ты не создан для свободы. Жаль.
— И мне жаль! — выкрикнул я. — Жаль потраченных на тебя сил и времени!
— Что ж, — красноволосая прошла в прихожую, — значит, мне действительно пора. Прощай, Кедр.
Сейчас она говорила так же спокойно, как в кафе, с Милой. Это было страшно, больно и непоправимо, как смерть.
— Прощай, Ива.
Я захлопнул дверь. Мелькнули красные волосы, и Иволга исчезла. Я повернулся спиной ко входу. Стало так паршиво, что захотелось шагнуть в окно. Но я знал, что поступил правильно.
«С ней совершенно невозможно жить. Невыносимая, невозможная, неприличная!»
Я включил чайник. Потом выключил. За окном маленькими шагами наступал вечер. Дышать стало тяжело, я вышел в подъезд, на воздух.
Здесь пахло её сигаретами.
Вернулся в дом. Стал ходить по комнате.
«Ты — как говно в проруби».
Вдох-выдох. Нужно что-то делать, хоть что-нибудь, чтобы доказать ей!..
«Иволга ушла. Этим ничего не изменишь».
Закрой рот, трус. Тебя не спрашивают.
Первым делом я отправил сценарий на конкурс. Давно хотел, но все что-то руки не доходили, думал — недостаточно хорош, чего позориться. А сейчас, пока азот из груди ещё не совсем рассеялся, мне всё было по плечу. Так что я загрузил документ и отправил его.
«Этого недостаточно!»
Сам знаю.
Достал телефон, нашёл номер Лены. В районе совести кольнуло: «Помнишь, как она поступила с тобой, когда ссорилась со Светлицким?»
Я не сделаю так же.
— Алло?
— Привет, Лен.
— Привет. Что у тебя с голосом?
— Да так, покричал немного. Слушай, я сейчас один дома, и собираюсь достать бутылку вина. Не присоединишься?
Несколько секунд она молчала.
— Поставь для меня бокал.
***
Мы быстро перетекли в постель. С Леной было хорошо, даже очень, но, когда она уснула у меня на плече, в голову снова полезли мысли. Так что я постарался уснуть как можно быстрее. Но даже сны приобрели багряный оттенок. Кажется, сегодня я изменился навсегда. И все, что для этого понадобилось — потерять одну невыносимую девчонку.
Единственную в жизни невыносимую девчонку.
Глава 15. Необходимая
Рассвет еще не наступил, а мне уже не спалось. Лена лежала рядом: глаза закрыты, дыхание ровное, мышцы расслаблены. Спала спокойно и безмятежно. Не вздрагивала во сне, не сжималась в клубок, не клала ладонь под подушку.
Я осторожно выскользнул из-под одеяла и направился в кухню. Включил там чай, сел перед окном, глядя в чернеющею пустоту двора. На стекле мороз расчертил причудливые узоры. В голове пока ещё царило сонное оцепенение, но постепенно мысли зашевелились, лениво цепляясь друг за друга.
Выгнал Иволгу. Вроде, поступил правильно, но теперь внутри оглушительно пусто. Будто недостаёт чего-то важного, какой-то части собственного организма. Или, может, это просто ломка?
«Ага. Интоксикация ветром перемен».
Чтобы хоть чем-то занялся, взялся готовить завтрак. Рассветало не спеша, постепенно окрашивая город в желтовато-серый цвет.
«Я ведь поступил правильно. Как надо!»
Кому надо, Глебка?
Этот голос, родной и незнакомый одновременно, прозвучал внутри спокойно, но требовательно. Обычно с такой интонацией говорит с детьми добрый, но строгий отец. Тем более удивительным оказалась то, что голос был мой собственный.
Так кому же надо было выставить Иволгу на мороз?
«Мне. Так дальше продолжаться не могло! Она тащила меня за собой в грязь, на дно!»
Она за тебя цеплялась, чтобы не упасть. А что ты сделал, чтобы удержать вас обоих над пропастью?
«Я не обязан…»
Кому ты не обязан? Перед кем оправдываешься?
Ответить было нечего, так что я сел за стол и начал есть, тщательно пережевывая каждый кусок.
Лена застала меня за чашкой крепкого зеленого чая. Улыбнулась, села напротив, подперла подбородок ладонями. Я упорно гипнотизировал взглядом чашку.
— Ива покоя не даёт, — констатировала девушка.
— Прости. Не надо было…
— Эй! — Лена быстро схватила мою ладонь в свои. — Ты не сделал ничего, за что должен передо мной извиняться. Нам было хорошо, это главное. Так что, вместо глупого чувства вины, лучше сосредоточься на главном.
— На чём? — я отважился посмотреть ей в глаза.
— На Иволге. В смысле, на вашей ссоре. Определись, пожалуйста, что ты чувствуешь: боль от утраты или похмельную тоску? Потому что…
— Читаешь мои мысли. Понадобится какое-то время…
— Тогда тебе лучше провести его одному, — Лена наполнила свою кружку свежим чаем. — Разберешься и напишешь, что решил. Или позвонишь. Договорились?
— Угу.
— Вот молодец! — девушка сделала большой глоток и поднялась на ноги. — Я тогда, пожалуй, пойду домой. Нет, провожать не надо. Сначала определись.
Я уставился на столешницу, поэтому не успел даже удивиться, когда Лена поймала мой подбородок и, наклонившись, поцеловала. Её губы сейчас показались густым сиропом — я в них увяз, и это было хорошо. А потом поцелуй кончился, и девушка сделала шаг назад.
— У нас может получиться, если захочешь. Буду ждать!
***
Оставшись в одиночестве, я сел напротив окна и попытался думать. Получалось плохо — за прошедшие сутки вокруг случилось столько всего, что, когда я начинал раскладывать события по полочкам, мозг цепенел и отказывался размышлять.