— В порядке, — я прибрал пару торчащих черных волосков на макушке. — Просто… У нас с тобой был длинный день. Может быть, самый длинный. Но я правда не могу отпустить тебя одну. Ты знаешь, свобода…
— Не говори! — перебила девушка. — Я для себя сегодня это понятие полностью определила. И нечего тут его ломать снова рассуждениями всякими! Едешь — значит, едем, — и она еще сильнее прижалась лицом к груди.
— Забавно. Я тоже только сегодня с ним разобрался, понятием этим. Ты меня прости, пожалуйста.
— Не извиняйся. Со мной… сложно. И будет сложно. Ты точно к этому готов? Или опять через день передумаешь?
— Не передумаю, Ив. Без тебя намного тяжелее, чем с тобой. И… Я больше не повторю ошибок. Ты — моя, я тебя никому не отдам, не допущу того, что тогда случилось в клубе.
— Не будешь меня пускать в такие места?
— Мы будем там вместе. Я сделаю все, чтобы тебе не было одиноко.
— А я не буду выпендриваться, — пообещала Ива. — Ну, то есть, буду, но не сильно и только дома. И ещё — для меня это первый раз. В смысле, такие серьезные… обязательства перед парнем.
— Отношения.
Она вздрогнула, но кивнула.
— Да. Типа того. Я не умею быть девушкой, женой или, не дай бог, матерью. Ты это понимаешь?
— А ты же понимаешь, что этому не учатся? К тому же, до этого ты отлично справлялась с ролью моей подруги-любовницы.
— Это другое же!
— Почти одно и то же. Освоишься. Мы не на экзамене, не в школе. Я не буду тебя наказывать.
— Ладно. Тогда, получается, мы теперь вдвоем?
— Да. Мы вдвоем.
— Здорово. Раздень меня.
— А?
Мне в грудь тяжело вздохнули.
— Я устала и наплакалась. Сил нет, спать хочу. Раздень меня, мой этот… Как там!
Иволга действительно засыпала — не смогла даже договорить, как вырубилась. Я осторожно раздел девушку, расправил постель и залез под одеяло, позволив себе, наконец, расслабиться. Казалось, сейчас придет куча счастливых мыслей, но, едва сомкнулись веки, наступила немая темнота.
***
Проснулся я в гордом одиночестве. Постель ещё хранила на себе тело и запах Иволги, но самой девушки в ней уже не было. С кухни доносился запах чего-то жареного. Ива готовит?!
На кухне я появился через пару минут — успел только натянуть штаны и умыться. Да, действительно — красноволосая стояла у плиты, помешивая деревянной лопаткой жарящуюся картошку.
— Доброе утро, — я сел за стол. — После завтрака пойду в церковь.
— Зачем? — не поняла мелкая.
— Приобщусь к вере. Ты готовишь — чем не апокалиптическое знамение?
— Придурок! — хихикнула Иволга. — Я тут, вообще-то, заботу изображаю, чтоб ты раньше времени не сбежал!
— Хитрый план, понимаю. Налью пока чаю.
Вот теперь мысли пришли, одна цветастее другой. Наполнять чашки пришлось аккуратно — руки почему-то сильно дрожали. Наконец, и еда, и напитки оказались на столе.
— Предупреждаю: я впервые за несколько лет что-то сама приготовила! — призналась Ива, напряженно глядя, как я отправляю в рот первую картофелину.
— Вкуснятина! — тепло улыбнулся я.
Ивушка довольно заулыбалась. Я взял ещё кусочек. Картошка была пересолена.
Глава 16. Невнимательная
Несколько дней мы прожили в эндорфинной изоляции: я ходил на работу, Иволга шастала по своим делам, но на самом деле для мира нас не существовало. Придя домой, я получал мягкий долгий поцелуй, и вечер сразу расцветал сверкающими искрами. Ива постепенно свыкалась с ролью моей девушки, ведь, по сути, для нас почти ничего не поменялось. Она почти перестала курить, да и пить тоже — пиво у нас водилось, но редко и по чуть-чуть, сигареты и вовсе отправились на дно рюкзака. Ива явно обрела покой, и главной проблемой для нее сейчас стал новый статус наших отношений. Так что, впервые за последние месяцы, я вздохнул спокойно. Март постепенно переполз за середину, а мы все не могли прийти в себя после всего произошедшего.
— Как ты объяснишь родителям свой переезд?
Иволга сидела за столом у окна, а я стоял у плиты. Вопрос повис в воздухе, разлетелся сверкающими снежинками и покинул квартиру через форточку.
— Я ещё об этом не думал. У нас всего десять тысяч пока отложено. Чтобы придумать повод и причину, надо сначала иметь возможность.
— Угу, — кивнула девушка. — Мы возьмём с собой много вещей?
— А ты хочешь?
Ивушка помотала головой, бордовые локоны взметнулись в воздух.
— Суетиться с ними… Да и вообще, на поезде много не утащишь, согласись?
— Точно, — я осторожно попробовал кипящий суп. — Думаю, мы с тобой проведем в Новосибирске ещё одно лето. Как раз подкопим деньжат…
— Мы их пытаемся откладывать уже несколько месяцев, — усмехнулась Ива.
— У нас был сложный период, — я решил не заострять внимание на том, что копилку раз за разом опустошала красноволосая.
— Хорошо сказал. Сложный период.
Выключив плиту, я выглянул в окно. Весна в этом году наступила рано: снег, грязный и рыхлый, постепенно проседал под натиском солнечных лучей. Захотелось на улицу, на воздух, скакать из лужи в лужу, радостно впитывая подступающее тепло.
— Пойдём, прогуляемся?
Иволга склонила голову на бок и улыбнулась, сморщив носик.
— Зовешь на свидание?
— Типа того. Прогуляемся, поедим где-нибудь. Я, конечно, приготовил тут, но…
— Но иногда надо себя баловать, — согласилась мелкая, сползая с диванчика. — Согласна!
***
Через полчаса мы уже гуляли вовсю. Я шагал по скользкой, мокрой дорожке, подставляя бледное лицо солнцу, а Ива носилась вокруг, как маленький красно-черный истребитель. Мозг пьянел от радости, и хотелось обнять весь мир, подарить что-нибудь ценное каждому встречному прохожему, ведь рядом и так носилось самое дорогое сокровище!
— Ты такой довольный! — Иволга врезалась в меня и прижалась к груди лицом. — Это весна так на хвойные действует?
— Не, это мне с птицей в ветвях хорошо.
Девушка довольно хихикнула и пошла рядом, обняв за руку.
— Тебе, по-моему, тоже неплохо?
— Не знаю, — пожала плечами Ива. — Мне теперь не страшно. Это — главное!
На душе сразу стало тяжело. Иволга за всё это время ни разу не сказала, что рада новому витку наших отношений. Красноволосая будто бы приняла новые правила игры, без возмущений, но и без особого энтузиазма. И это в то время, как я собирался ехать с ней к чёрту на кулички!
Видимо, вся гамма чувств отразилась на лице, потому что Ива вдруг отпустила мой локоть и перестала подпрыгивать при ходьбе.
— Глеб, я… Ты же понимаешь, что я не могу так быстро?
— Но ведь между нами ничего не изменилось!
— Не говори глупостей, — вздохнула девушка. — Сам же знаешь, как много «но» уже существует, и сколько ещё ждёт впереди. Мы теперь… ответственны. Друг за друга, за нашу связь. Это меня всё ещё напрягает. Потерпи, пожалуйста.
— Конечно, Ив, — я поймал её ладонь. — Мы справимся. Нас же теперь двое.
Ива беспомощно улыбнулась. И в этот момент у меня зазвонил телефон.
— Да?
— Привет, Глебушка.
— Мила?
— Ага-а, — протянули на том конце. — Я это… Ну…
— Ты пьяна, что ли?
— Не, просто плакала.
— Че там? — встревожилась Иволга. Я отмахнулся и сосредоточился на разговоре.
— Я могу помочь?
— Можешь, — согласилась Мила. — Приезжай, посидим. Один. Не надо её.
— Хорошо. Скоро буду.
— Ага, — и она положила трубку.
Я посмотрел на Ивушку.
— Мила звонила.
— Я поняла, — деревянным голосом отозвалась красноволосая.
— Просит приехать. Но только меня.
— Я тоже поеду!
— Мила сказала…
— Она много чего говорит, и не всегда то, что думает, — мелкая схватила меня за руку и потащила к остановке. — Давай, шевели корнями!
— Погоди! — я потащился следом, стараясь не отстать. — С каких пор ты влезаешь в чужие трагедии? Я думал, что свобода…
— Думай почаще, — посоветовала мелкая, — это полезно! Не могу я вот так Милку оставить!