— Что будем делать?
— Соберу вещи и свалю. Дай мне пару часов.
— Ага, так я тебя и отпустил.
Иволга фыркнула и потушила очередной бычок.
— Тоже хочешь в тюремщики записаться? Или так, кандалами в ногах поваляешься?
— Ив, не надо…
— Я тебя, придурка, защитить пытаюсь! Он — влиятельный адвокат, такие проблемы организует, что век не отмоешься! Тебе это надо?
— Я…
— Вот видишь. Не говори глупостей.
— Он всё равно устроит мне неприятности, если ты убежишь. Просто из мести. Да и вообще, как ты собираешься жить дальше, если не можешь воспользоваться документами?
— Сделаю поддельные!
— Где? В Норильске? В Ноябрьске? В ещё более глухом северном городке, где ты знать никого не знаешь?
Ива судорожно стала рыться в карманах. Там обнаружилась лишь опустевшая пачка: все сигареты она уже скурила.
— Отвали от меня.
— Не могу. Мы же вместе.
Пальцы Иволги стиснули пачку так сильно, словно именно там находился загадочный корень всех проблем, возникших перед нами.
— Вам нужно поговорить, — продолжил я. — Как равные.
— Как ты себе это представляешь?
— Слабо. Но пока что не вижу другого выхода. Ты должна показать отцу, что не боишься его.
— Ещё как боюсь!
— Ничего он не сделает, пока я рядом. Встретимся на нейтральной территории. В «Оливке», например! Позвоню, договорюсь. Ты тоже позвони, ему. Объясни, как добраться до кафе. И назначь время.
— Глеб, я…
— Марина, не спорь.
Она вздрогнула, услышав от меня собственное имя. Спорить сразу перестала, набрала номер. Какой же я был идиот!
***
Встречу назначили на восемь вечера. Остаток дня тянулся, как тугая пружина, которую осторожно растягивает старый механизм. Иволга сидела на кухне, обдумывая предстоящий разговор, я делал то же самое в нашей комнате. Хотя, сказать по правде, думалось совсем не о том.
В голову лезли мысли о вчерашнем разговоре, о том, как Ива не дала себя обнять. Это было эгоистично — думать о себе в такой момент, поэтому я честно старался перескочить на мысли об отце красноволосой. К сожалению, думать о нём было особо нечего: он оказался волевым и неприятным человеком, которого я ударил в челюсть. Больше ничего я не знал, даже имени-отчества.
И всё-таки, думать о своих проблемах было эгоистично.
Я уже говорил, что людям свойственно искать в прошлом предзнаменования случившегося, но клянусь — когда мы подошли к «Оливке», между лопаток у меня кольнуло злым холодком. Отец Иволги уже ждал у входа, нервно барабаня пальцами по стеклу двери.
— Как его зовут? — негромко поинтересовался я.
— Виктор, — ответила красноволосая. — Виктор Олегович.
Мы подошли как раз вовремя — кафе закрывалось. На пороге показалась Лена.
— Я оставила вам по бутылке воды и пустому стакану, — девушка глядела исключительно мне в глаза. — Всё остальное, и возможный ущерб — за твой счёт.
— Хорошо, — я подтолкнул Иву к дверям. — Заходите.
Дождавшись, пока и Виктор, и его дочь окажутся внутри, я поймал уже уходящую Лену за руку.
— А?
— Ты сука, Лен. Просто сука.
И, прежде чем она успела что-нибудь ответить, шагнул за дверь. Больше мы с Леной никогда не виделись.
***
Я сдвинул три квадратных столика, образовав длинный прямоугольник. За один конец посадил Иволгу, за другую — Виктора. Сам сел посередине, положив руки на отполированное дерево.
— Прежде, чем начать переговоры, я бы хотел извиниться перед вами, Виктор Олегович. То, что произошло утром — отвратительный инцидент, в котором я искренне раскаиваюсь.
— Извинения приняты, — мужчина рефлекторно потер щеку бледной ладонью. — Могу тебя понять: ворвался в квартиру, стал шуметь. Но посуди сам: я нашёл у тебя сбежавшую дочь.
— Кстати, об этом. Хочу прояснить ситуацию: да, мы с Ив… Мариной живём вместе уже почти год. Но познакомились случайно, и в начале я вообще не знал, что у неё есть проблемы с семьёй. Всё это время Марина помогала мне во всём, и мы стали очень близки. Поэтому я здесь: меня, так же, как и вас, в первую очередь волнуют безопасность и будущее любимого человека.
Теперь Виктор смотрел на меня иначе: во взгляде мужчины появилось уважение. Я решил, что самое время установить правила:
— Прошу вас обоих во время нашей беседы не переходить на крик и не пытаться друг друга провоцировать. Виктор Олегович, не угрожайте Марине возвращением домой, этим вы ничего не добьётесь. Иволга, не груби отцу. Чтобы прийти к пониманию, нужно уважать друг друга.
Отец и дочь потупились, не отвечая. Сейчас особенно сильно стало заметно их внешнее сходство, так что я даже улыбнулся.
— Что ж, если возражений и дополнений не будет, начнём переговоры.
— Я никуда не поеду!
— Да куда ты денешься!
— Куда угодно, только не к тебе в клетку!
— В клетку? Да я тебя из притонов вытаскивал!
— Тихо! — я развел руки в стороны. — Так ничего не получится. Давайте поступим иначе: Ива, ты сейчас будешь называть причины, по которым не хочешь и не можешь жить с отцом. Виктор Олегович, а вы слушайте и отвечайте. Устраивает такой вариант?
— Устраивает! — кивнула красноволосая, глядя отцу в глаза. — Причина номер один: твоя мания контроля. Всё должно быть таким, как это видит папа! Задержалась на полчаса — отчитайся, где пропадала. Пошла гулять — сообщи, куда, с кем, до скольки! Это невыносимо, понимаешь? Почти физически тяжело!
— Это безопасно, — ответил Виктор. — Так я всегда смогу прийти на помощь, куда бы ты ни завалилась со своими друзьями.
— Это превращает меня в робота, понимаешь? — всхлипнула Иволга. — Буквально закупоривает эмоции. Живешь на автопилоте, всё по правилам, шаг вправо, шаг влево — расстрел!
— Можно подумать, ты подчинялась хоть одному правилу!
— Это не оправдание. В начале я подчинялась. А потом ты стал меня бить!
Виктор устало вздохнул и помассировал виски.
— Это было один раз.
— А я должна была дожидаться второго?!
— Ты пришла домой пьяной. У тебя в кармане были таблетки. Прими это во внимание.
— Это не оправдание!
— А я не оправдываюсь.
Так продолжалось ещё около получаса. Потом они оба выдохлись. Иволга тяжело дышала, не замечая, как сбившиеся волосы лезут в глаза, Виктор откинулся на спинку стула и достал сигарету. Я сцепил пальцы в замок.
— Ив, а теперь открой рот и скажи настоящую причину происходящего.
— Что? — она вздрогнула.
«Ну почему с тобой всегда какой-нибудь лабиринт?»
— Все претензии, которые ты только что высказала, не приближают вас к пониманию. Вы спорите о том, кто первый начал переходить черту, но не можете признаться, как и чем черта была проведена. Ива, скажи ему, наконец.
Маленькая отвернулась. Уголки рта поползли вниз в судорожной гримасе, но потом Иволга справилась с собой и, глубоко вдохнув, посмотрела на отца.
— Из-за тебя погибла мама. Я никогда этого не забуду и не прощу.
Слово сказано, слово рухнуло, раскрошилось по столу, разбежалось стеклами под ноги. Не наступать — острый пол. Не шевелиться — громкий вдох, кажется, может разорвать воздух в клочья. И останется вакуум, ледяной и голодный, как смерть. Иволга сказала и замолчала, бессильно растянувшись на стуле. Казалось, теперь это лишь тело моей любимой, темная пустая оболочка. А справа сидит такая же, только мужская, потасканная. Ни звука. Ни взгляда. Лишь всепоглощающее, всеподавляющее горе.
— Я не убивал её, — напрасно произнёс Виктор.
И, словно он зажёг фитиль, Иволга взорвалась.
— Конечно же, не убивал! Ты всего-то выпил две рюмки коньяка, какая малость! Выпил, сел за руль, и похоронил маму под тонной металла! Ну что ты, какое убийство? Не справился с управлением, пап! И купленные гаишники это подтвердят! Да, — казалось, она собрала в голос всю скопившуюся ненависть. — Да, ты её не убивал!!!