Мать Сирила, госпожа Орера, постоянно поглядывала на меня проницательными темными глазами. И я даже успела укорениться в мысли, что она все знает о нас с Эфорром, когда та неожиданно заговорила.
— Оборотни с юности готовятся к тому, что когда-то повстречают пару, — начала она, смотря мне прямо в лицо. — Юноши растут с осознанием того, что когда-нибудь обретут суженую, которая успокоит дикую кровь, усмирит зверя, подарит гармонию. Энергия ипостаси больше не будет направлена на разрушение. Она будет использоваться только лишь для защиты семьи. Большое горе, когда мужчина противится предназначению. Проклятие рода, когда он не может встретить суженую. И совсем беда, когда берет в дом чужую, не истинную.
При этих словах госпожи Ореры все взгляды устремились к самому краю стола, где сидела молодая женщина с двумя девочками-близнецами. Явно каштановый от природы волос был обесцвечен, а лицо покрывала косметика, что отличало ее от местных матрон, предпочитавших естественность.
В воздухе как будто повис молчаливый укор, а женщина посмотрела на меня с такой лютой ненавистью, что меня аж передернуло. А я-то здесь при чем?
Профессор вежливо улыбнулся и успокаивающе сжал мою руку.
— В василисков перекидываются только мужчины, — шепнул он мне. — Невесты приводятся из Катаны, но Магда не истинная.
Магда, значит? Я решила не замечать ее и буквально почувствовала, как метаморф шевелится внутри, подначивая надеть личину и спрятаться от злой энергии этой чокнутой "не истинной". Но я, естественно, воздержалась, не желая шокировать почтенное семейство.
— Ты сам увидишь, как вздохнешь с облегчением, Шон, — доверительно наклонилась к профессору жена хозяина, Алисса, расценив наше перешептывание по-своему. — Просто прими себя.
Сирил постучал рукой по столешнице, деликатно призывая родственников утихомириться и не вмешиваться, куда не просят. А профессор, смущенно закашлявшись, вполголоса поинтересовался:
— Кто жил в гостевых комнатах до нас, мистер Сирил?
— Раньше жила Магда с детьми, до того как они переехали в новый дом, — Сирил немного удивился вопросу.
— А как поживает Олаф? — спросил профессор.
Сирил помрачнел.
— Мы не слышали о нем очень давно. С тех пор как он сбежал из Оазиса. Я предупреждал его, чтобы не приводил в жены Магду. А теперь мы пожинаем горькие плоды этой связи.
Я вся превратилась в слух, но все равно не понимала, о чем они толкуют. Кто такой Олаф? Сын хозяина?
Профессор понимающе покивал и переменил тему разговора.
— Я хотел бы поговорить с вами. В Каллине неспокойно. Темные напирают и уже пробились в сенат. И появился Стар Клив.
— Помню, помню его, — Сирил обратился уже ко мне, поясняя. — Он приезжал сюда лет пять назад, окруженный прихлебателями из темных. Хотел подначить василисков на бунт. Тогда мы с вашим наставником поддержали правительство и выгнали его отсюда. Но сейчас нам плевать на сенат, профессор Эфорр. Мы предпочли бы остаться в стороне.
— Мне сообщили, что Клив снова рвется сюда, мистер Сирил. Пока что он на ножах с темными, но предатели есть и среди них. И я думаю, что дело в золотых приисках.
Сирил хитро усмехнулся.
— Тут много чего есть интересного и вам это известно, профессор. Не только золото. Больше всего он интересовался теми черными пятнами за холмами.
— У вас есть нефть? — пораженно воскликнула я.
— Магически заряженное вязкое вещество, которое просочилось с Той Стороны из-за махинаций темных еще во времена Каллина Благодетеля, — сказал профессор. — Но вы ведь осознаете, что сенат также стремиться проникнуть сюда? Я бы на вашем месте не был столь беспечен, мистер Сирил. Сенат давно положил глаз на Пустошь Шредера и спрятанный в ней Оазис. Сейчас они просто ждут, когда вы с Кливом и темными перегрызете друг другу глотки, и можно будет без проблем забрать все ценное. В Катане даже идет клеветническая кампания против оборотней, и особенно василисков.
— Я учту, профессор, — ответил Сирил серьезно.
Обед длился долго. По моим подсчетам часа три. Семейство, подкрепившись, пришло в хорошее настроение и оживилось. Беседа снова вернулась к истинным парам, кого-то осуждали, кому-то перемывали кости, и Эфорр заторопился.
— Тут уже невозможно находиться, Катерина. Закругляйся и пойдем, — раздраженно прошептал он мне.