— Лучше смерть, — повторил оборотень.
— Это твой выбор, — пожала плечами женщина. — Но если все-таки выберешь жизнь, то сможешь увидеть свою дочь, возможно, даже взять ее на руки…
— А если сын? Убьете его? — зло спросил Игорь, понимая, что сдерживаться больше не может.
— Девочка, — улыбнулась Майя Петровна. — Великая Мать заботится об этом.
Волк приподнялся, пристально взглянул на женщину, но вдруг откинул голову назад и расхохотался. Девочка! Да зачатия может вообще не произойти! А если Марта забеременеет, то ребенка нужно еще выносить! Тело обычной женщины обычно отторгало плод от двуликого, не справляясь с его наследственностью. А если полукровки и рождались, то только у самок, забеременевших от обычного мужчины. Человеческие женщины теряли ребенка на том сроке, когда он не мог выжить даже при помощи врачей. Наверное, поэтому природа распорядилась мудро, и сделала зачатие практически невозможным, за редкими исключениями. Люди рожали от людей. Оборотни от оборотней. От кого рожали ламии… черт их знает, но у Марты вряд ли было шансов больше, чем у любой другой человеческой женщины. Если, конечно, только их Великая Мать не поможет проклятой лицемерной суке.
Но ничего этого волк не сказал. Он оборвал смех и спросил уже равнодушно:
— Значит, вы убьете меня через три дня?
— Да, — Майя Петровна погладила мужчину по лицу, коснулась кончиком влажного от воды пальца его губ, в очередной раз вздохнула и отошла: — Мы прольем твою кровь на алтарь, после отрежем голову, заспиртуем ее, чтобы твоя дочь могла познакомиться со своим отцом. Но ты всё еще можешь попросить нас о жизни, и тогда в жертву мы принесем лишь часть тебя. — Она сделала шаг назад: — Скоро придет Яна, она покормит тебя. Силы тебе еще понадобятся.
— А если я захочу в туалет?
— За дверями стоит прислужница. Позови, и тебе помогут, но свободы ты не получишь. Мы не станем рисковать. Смирись, твои последние дни пройдут на этом жертвеннике. — И женщина ушла, оставив оборотня в одиночестве.
Игорь никак не отреагировал на ее исчезновение. Он смотрел на змеиное солнце и вспоминал: «Еще бытует мнение, что ламии превращаются в чудовищ с телом змеи и пожирают очарованных ими ранее мужчин…». И глаза, у нее были змеиные глаза, всего на миг, но проглянула иная сущность. Тоже оборотни?
— Нет, — прошептал волк. — Личину они не меняют.
За это говорило то, что острое чутье не уловило скрытой сущности. Человеческий запах был ярким, особенно пока его не начал перекрывать въедливый аромат цветов…
— Вот тварь, — выругался Игорь и снова замер, глядя на «солнце».
Стоило догадаться про чары, ведь заметил ненормальную тягу, но ослеп и не желал видеть очевидного. Неожиданно на ум пришла другая мысль — она ждала одобрения семейства, только после этого начала привязывать к себе. Сначала отношения были нейтральными, и волк держался на спортивном интересе. Его задело дерзкое поведение, это был вызов, ну и просто забавно, если честно. А после знакомства с бабушкой и мамой, Марта впервые позволила себя поцеловать. «Благословляем», — прозвучал в голове голос Яны. И началось. И намекнула на то, что замерзла, тоже сознательно, чтобы оставить свой запах на его одежде. Понимала, что он не оставит без внимания зябкое пожатие плеч, а если бы оставил? Сказала бы напрямую? Скорей всего, ей же нужно было оставить о себе память, и она осталась, потому что в ночной вакханалии, которую он устроил, во всех женщинах ему мерещилась Марта. Но пока был без одежды, девушка утратила первостепенное значение, и всё вернулось только тогда, когда он оделся.
— Одержимость…
Да, именно одержимость. Пара… Оборотень издевательски расхохотался. Пара! Гадина! Змея! Действительно змея! Зачаровала, загипнотизировала, привязала к себе.
— Вирус, — криво усмехнувшись, Игорь оборвал смех.
Да, наверное, именно так, личину они не меняют, но их чары имеют змеиную суть, это и отразилось в глазах Майи Петровны. Ламии, Астарта… Слова знакомые, но он никогда не углублялся в человеческую мифологию, потому до конца не понимал, что под ними скрывается. Короткая лекция Майи ему не дала ответов на вопросы, только приоткрыла завесу. Но незнание было меньшим из бед волка, на кону стояла его жизнь, и быть ягненком на заклании ему совсем не хотелось.
«Отрежем голову и заспиртуем, чтобы твоя дочь могла познакомиться с отцом». Это сколько же у них скопилось этих банок с головами, если этому роду ламий более ста лет?! И когда ребенку показывают голову его отца? Наверное, когда посвящают в суть существования, но во сколько это происходит? Когда ломают психику девочки настолько, что она превращается в чудовище, готовое лишаться девственности на алтаре на глазах своей родни? Что втемяшивают в голову, если из маленького человечка вырастает хладнокровный убийца? Святость своей миссии? А выбор? Есть у ребенка вообще выбор, в какого бога верить, и как прожить свою жизнь?