Глава 37. Сомнения и страхи
Поцелуй его губ был не менее жарким, чем раскаленные пески вокруг них. Теодор обнял Эллу за талию, придвигая ее к себе как можно ближе. Он словно старался слиться с ней воедино, все еще опасаясь, что та может куда-то исчезнуть. Он наслаждался этим поцелуем так, как давно не наслаждался чем-либо еще. Будто один он возвращал его обледеневшую душу в мир тепла и красок. И это неожиданное пробуждение восхищало и пугало его одновременно. Слишком давно он закрыл свое сердце ото всего, что могло его ранить, и открывать его для кого-то вновь было еще страшнее, чем когда-либо…
На мгновение он отстранился от Эллании и внимательно посмотрел на нее. Мужчина вглядывался в нее так, будто бы искал в ее глазах подтверждение слов, которые девушка озвучила только что. Его глаза потемнели, настолько, словно в них остался один лишь зрачок. И этот зрачок старался выцепить все крупицы истины, которые, возможно, та скрыла не столько от него, сколько от себя самой.
Тео не понимал свои чувства, точнее не верил им. Он просто знал, что эта женщина была нужна ему. Она была нужна ему гораздо сильнее, чем казалось тогда, когда он как мальчишка лез в ее окно, повинуясь низменным инстинктам, захватившим его в порыве страсти. И эта потребность ужасала его. Потому что заставляла терять контроль. А контроль — это единственное на чем зиждился его мир. И поэтому он снова и снова пытался заставить себя управлять своими чувствами, однако ничего не выходило. Оттого и не мог он справиться с той пугающей назойливой мыслью, никак не идущей у него из головы, что Элла и сама не до конца понимает кому на самом деле принадлежит ее сердце. Потому что он знал, что, если в один кошмарный момент, она осознает, что Альмир Эмирхан важен для нее гораздо больше, чем девушке казалось до этого, его мир рухнет. И рухнет уже навсегда, без возможности восстановиться.
Однажды Теодор уже собирал свое сердце по осколкам. И тогда он потратил практически весь запас своих внутренних сил. Второй раз он не осилит такое потрясение. У него просто не осталось резервов, чтобы перенести эту боль, что разрывает тебя по кусочкам.
Некогда, в те дальние времена, которые Тео уже смутно помнил, мать называла его «человек с душой нараспашку». Тогда он и правда был открытым юнцом, не опасавшимся жизненных неурядиц. Самый жизнерадостный и самый искренний из сыновей Аракса Вассета, он и не ведал, что может принести за собой любовь. Потому, что если бы знал, никогда не ответил на ту улыбку прекрасной леди Мадлен…
Их чувство было стремительно и горячо. Именно такой бывает первая любовь молодых людей, полных мечтаний и надежд. И безоблачное счастье, накрывшее Теодора столь внезапно, казалось незыблемым и вечным. Он не имел ни единой мысли о том, что жизнь может сложиться как-то иначе, чем долго и счастливо. Но судьба как обычно строит свои планы, не взирая на чаяния других…
В день, когда Мадлен покинула его, сердце несчастного разбилось на миллион частей. Тео думал, что оно никогда уже не сможет забиться вновь. Долгое время оно и правда словно недвижимое просто находилось в его груди тяжелым грузом. Будто бы несколько кусочков от него были потеряны, будто бы ОНА забрала их собой, навсегда лишая его возможности излечиться.
Теодор превратился в отстраненного циника, человека без эмоций и истинных желаний. А женщины стали для него лишь инструментом. Одни волновали больше, другие меньше, но ни одна не могла коснуться той сокровенной клетки, спрятанной за семью замками, в которою он запер свою душу, не желая больше делить ее с кем бы то ни было.
И вот пребывая в абсолютной уверенности по поводу собственной безопасности, Тео вдруг заметил, что женщина, с которой он не собирался иметь ничего общего, кроме самого факта обозначенной миссии, начала становиться для него все важнее и важнее. Пока, вдруг, ошеломляющее понимание того, что ей удалось собрать его сердце воедино, вновь запустив его, не накрыло мужчину полностью, как волна накрывает скалистые берега. Это было удивительное открытие, потому что Теодор был уверен, что попросту больше не способен испытывать ничего подобного. Но вместе с восторгом пришел и страх. Страх того, что и этому счастью не суждено быть долгим. Именно этот страх заставлял его дистанцироваться от нее как можно дальше, именно он сковывал его язык, когда хотелось сказать что-то отличное от вечных упреков и недовольства. Именно этот страх мешал ему просто принять все, что с ним происходило и раствориться в этом чувстве до конца…