Впереди послышался шум. Женские голоса наперебой разносились под сводчатым потолком эхом. Я вся обратилась в слух, но ни одного слова разобрать так и не смогла.
— Не бойся, игбал, — ровным голосом проговорил Шейх, — здесь ты будешь в безопасности.
Он отпустил меня, и я предстала перед дверью, над которой были написаны слова на непонятном мне языке.
— Это двери в гаремлик[1].
Он начал перебирать на поясе связку ключей, я удивилась этому и вопросительно смотрела на него, ожидая ответа, но Шейх, будто не замечая моего вопросительного взгляда, все внимание обратил к двери.
— Надеюсь, как только поговорю с кальфой, — посмотрел он на меня, — она перестанет вести себя подобным образом, μάγισσα [мАгиса] (ведьма).
Мне показалось, что он со злостью выплюнул это слово, но оно мне не показалось чем-то ужасным. Углубиться в размышления мне не дал визг, что раздался за дверью.
Шейх открыл ее и подтолкнул меня сзади. Я шагнула внутрь просторного двора и оказалась в райском уголке. А его обитатели, что населяли этот оазис, устремили сейчас в нашу строну свои взгляды, и в воздухе повисло молчание. Лишь только павлины, что бродили отдельными группками, издавали звуки. Оглушительную тишину нарушил детский вопль, и суета вновь наполнила двор. К нам со всех сторон потянулись разодетые девушки и женщины. Одни из них были полностью одеты, и даже на головы их были повязаны платки, чем они напомнили мне мусульманок, другие же наоборот, скромностью вида не отличались, и большую часть из них составляли девушки, у которых была открыта грудь, а голые ноги прикрывались только воздушной органзой.
— Кириэ (господин)! — склонив голову, к нам подошла женщина в закрытой одежде. — Могу ли я помочь? — ее голос звучал мягко, и я тут же прониклась к ней доверием. Возможно, это произошло потому, что в этом мире мне нужен был союзник, и я его пыталась найти сейчас в любом, кто хоть немного вызывал симпатию.
— Кальфе Халифа!
От слова «кальфе» меня передернуло.
— Позаботьтесь, пока не придет кальфа Хадия, об игбал Хельге.
Женщина посмотрела на меня внимательнее, но в ее глазах, в отличие от Хадии, я не увидела ничего, кроме равнодушия.
— И еще можешь приказать служанкам собрать вещи Хельги.
Как только последние слова были произнесены, нас окружили разноцветной стайкой девочки, начали кружить в танце, то открывая, то закрывая прозрачной вуалью свои хорошенькие лица, но один взгляд кальфе, и они, словно испуганные пташки, разлетелись в разные стороны.
Я бросила взгляд по сторонам и заметила, как здесь и там, в разных концах двора образовались группы девушек, что поглядывали на меня далеко не дружелюбным взглядом, а те, кто не удосужился смотреть в мою сторону, во всю таращились на Шейха.
— Я поняла, господин, — проговорила Халифа и потянула меня за руку.
Шейх, бросив беглый взгляд на двор, развернулся и молча вышел. На меня же больше не взглянул.
— Ты плохо выглядишь, гедзе, — оглядела меня женщина, — или нет, теперь ты игбал. Я думала, что дерево восстанавливает ваши силы, а видно больно сильно тебя потрепало.
Вот тут-то и в ее голосе я услышала нотки раздражения. Поэтому решила, что целесообразно промолчать.
— Вернулась, сучка.
Я оглянулась, это явно было адресовано мне, но кто проговорил, я так и не смогла понять. Кальфе тянула меня все дальше от многолюдного двора. И лишь когда перед нами предстала пустая лавочка под аркой цветущих роз, она выдохнула и, усевшись на нее, взглянула на меня теплым взглядом.
— Это была Халиса.
Я удивленно вскинула брови.
— Точно тебе говорю, это ее голос, вот же стерва неугомонная, — сплюнула она на землю, — но теперь услышала, что Шейх сделала тебя игбал, и не успокоится, — она взяла мою ладонь в свою, а второй рукой провела по моим волосам. — Что же с тобой случилось, деточка?