В трёх днях от столицы исчезли магические станции дозаправки самоходных повозок. Оставалось надеяться, что имеющегося у Ираклия заряда хватит до Куличков. Иначе застрянет он посреди неведомых магической карте земель, с бесполезной картой-аурум и заглохшей повозкой, так и не доехав до своего наследства.
* * *
- Едет! - закричал десятилетний босоногий козопас Масяня, взобравшийся на крышу дома на окраине Куличек. - На самоходной повозке едет! - едва не захлебнулся от восторга он и кубарем скатился вниз.
- Ну, с богом! - выдохнул староста, сунул мальчонке несколько банкнот и обернулся к принарядившимся девкам.
- Давай, бабоньки! - махнул он рукой, и девки, отвечавшие за увеселения, тут же завели развесёлую песню и образовали хоровод.
- Таська! - крикнул староста, и первая красавица Куличек гордо уселась на свежевыструганную лавочку прямо у дороги. Право это она отвоевала в жестокой борьбе с десятком других девушек, мечтавших очаровать наследника, выйти за него замуж и, вопреки надеждам старосты, уехать вместе с ним в столицу.
- Всё сделал? - обратился староста к лыбящемуся Масяне - тот должен был разложить на дороге к унаследованной фазенде и придавить камешками несколько купюр. Пусть управляющий думает, будто случайно деньги нашёл, и радуется.
Масяня кивнул.
- А вы как, готовы? - обернулся староста к сыроделу и Анисии. Сыродел приподнял жбан с элем, а Анисия подхватила чан со знаменитой на все Кулички тушёной козлятиной.
- Ме-е, - добавила тут любимая коза старосты Ромашка. Непривычно белая и пригожая, ибо была вымыта и вычесана к приезду дорогого гостя, она жевала стебель одуванчика, выбившийся из цветочного венка, которым ей украсили голову, и всем своим видом являла картину пасторальной идиллии.
К встрече наследника всё было готово.
* * *
Пение Ираклий услышал издалека, а вскоре увидел яркий хоровод на окраине. За хороводом виднелись свежевыкрашенные дома, за домами расстилались огороженные поля, на которых паслись козы. Много коз.
Ну вот, а говорили, что жизнь за пределами столицы жестока и сурова, что там грязь и разруха, и нет времени на радости и развлечения.
Подъехав к деревне ещё ближе, Ираклий углядел весьма крупную и удивительно румяную девицу, сидящую на скамеечке у новенького забора. Девица многозначительно лузгала семечки. Увидев Ираклия, она одарила его такой улыбкой, от которой у него встрепыхнуло сердце.
«Однако», - подумал Ираклий про себя.
Тем временем впереди показалась торжественная процессия из нарядных людей. Люди несли кувшины и накрытые вышитым полотенцем блюда, из-под которых расползались упоительные ароматы съестного, ничуть не похожие на харчи «Почти домашние».
- Добро пожаловать в Кулички! - радостно провозгласил выступивший вперёд мужчина.
Ираклию налили эля, предложили мяса, окружили хороводами, песнями и румяными девицами, захватили, завертели.
Когда, наконец, дружелюбные жители Куличек довели ошеломлённого таким горячим приёмом Ираклия до унаследованной им фазенды, на тропинке, ведущей к дому, он обнаружил несколько пусть и мелких, но самых настоящих денежных банкнот. Неожиданная приятная находка скрасила разочарование от того, что на деле фазенда оказалась всего лишь небольшим домушкой, к тому же без водопровода. Последнее, впрочем, Ираклий ожидал.
* * *
- Эх, и недёшево нам обойдётся этот управляющий, - заметил знахарь козьих болезней Асклепий, наблюдая за тем, как Масяня раскладывает на тропинке к фазенде ещё несколько замусоленных купюр, чтобы наследник обнаружил их утром.
- Зато когда он нам, значитца, всё хозяйство поставит, это окупится сторицей, - уверенно отрезал староста. - Вон, смотри, от одного только его появления дела в гору пошли!
И правда, ранее тем утром в облагороженный к приезду наследника козхоз явились покупатели из соседнего села, повертели головами, будто не узнавая Кулички, а потом купили так много молока, сыра и козлиного мяса, как никогда прежде!
Нарядная Таська с пирогом из козлятины в руках стояла рядом, готовая при первом признаке того, что наследник проснулся, постучать в его дом и угостить новым блюдом.
Ромашка, уже изгваздавшаяся где-то за ночь, с увядшими останками цветочного венка на рогах, больше не походила на картину пасторальной идиллии, но, несмотря на то, что староста то и дело её шугал, так и норовила вылезти вперёд и алчно поглядывала на разложенные на тропинке бумажные купюры.
* * *
Утро встретило Ираклия весёлым солнышком, озарившим голые стены унаследованной фазенды, и непривычной тишиной. Ни криков мальчишек-продавцов газет, ни ругани уличных торговцев, ни грохота публичных конок по булыжным мостовым.