- Вы что делаете?
- Зелёнки оскорбили нас! Они осквернили на наш цвет! - возопил Толли и показал профессору рулон туалетной бумаги. - Они выпускают туалетную бумагу в лиловой обёртке!
- И вы решили отомстить, помочившись на их... э-э... землю? - кротко спросил Сократ Гомерович, отмечая, что лицо студиоза тоже вытянулось вперёд, поросло щетиной и стало смахивать на собачью морду.
- Я? - выпучил глаза Толли. - Не было такого!
- Но я только что своими глазами видел! - опешил профессор. - У вас в даже ширинка до сих пор не застёгнута!
- Совпадение, - отмахнулся Толли, застегнул ширинку и поправил лиловый галстук.
"Выборочная атрофия зрения и слуха, - отметил про себя новый признак заболевания профессор. - Больные видят только то, что хотят видеть, и слышат только то, что хотят слышать. Всё остальное отрицают. Сопровождается частичным поражением когнитивной функции мозга".
- Профессор, - вдруг подозрительно нахмурился Толли, - А вы загорец или подгорец?
- Я - житель Мондивилля.
- Увиливаете, профессор, - зловеще процедил Толли, и у него в руках откуда ни возьмись показался нож. - Так не пойдёт. Вы или зелёнка, или подгорец - среднего не дано.
- Значительная деградация когнитивной функции мозга, - переформулировал один из признаков заболевания профессор и испуганно попятился.
- Эге-гей! Жабы наших бьют!- раздался тут с улицы крик. Услышав его, Толли вскинул голову, и профессор увидел, что уши у студиоза зашевелились и навострились, словно у собаки. А через несколько мгновений он бросился на улицу.
- Заметная трансформация анатомических признаков наружного строения, - тряским голосом пробормотал Сократ Гомерович, отмечая очередной признак болезни.
И поспешил к окну, решив своими глазами увидеть, что там происходит.
Университетская улица пустовала. В одном её конце возвышалась баррикада, в другом стояла лиловая группа, с Толли во главе.
Что-то застонало и заскрипело в шаткой баррикаде, и с вершины вниз покатилось поломойное ведро зелёного цвета, в котором профессор Корнелли узнал ведро их университетской уборщицы.
- Зелёнки наступают! - заорал Толли, и поднялась хаотическая пальба.
Когда же она стихла, ведро было изрешечено, а двое горе-вояк зажимали руками раны от срикошетивших арбалетных болтов.
- Подлые жабы! - выкрикнул Толли. - Они на нас напали! У нас есть раненые!
Решив, что увидел достаточно, профессор заспешил в лабораторию. Теперь у него наверняка хватит признаков, чтобы поставить диагноз.
* * *
Профессор Корнелли всё-таки нашёл описание болезни в одном из старинных фолиантов.
"Особизм - это острое заболевание группы идеологических инфекций, протекающее с исключительно тяжёлым общим состоянием и поражением функций головного мозга и всех органов чувств. Сопровождается стремительным атавизмом морфологических и психических признаков человека. В особо тяжёлых случаях может привести к полной деградации и отбрасыванию больного на предыдущую ступень эволюции. Заболевание характеризуется крайне высокой заразностью и стремительной скоростью распространения".
Пришедший было в ужас от описания, профессор всё-таки взял себя в руки. Надо спасать человечество! По каким-то неведомым причинам он не заразился и - вот удача! - он ещё и биолог. Значит, он сможет найти лекарство.
Точного рецепта в старинном фолианте не было, был лишь набор необходимых веществ. Что ж, значит, придётся экспериментировать.
Профессор доковылял до кафедры психологии и набрал там нужные ингредиенты - гранулированные страхи, молотые комплексы, вытяжка из религии, эссенция политических ценностей и настойка социальных установок. На кафедре химии прихватил глицина и морфия, а у себя достал из кладовки корень валерианы, листья пустырника, мелиссу и хмель. Вывалил всё это на стол, запер лабораторию - и принялся за работу.
* * *
Два дня спустя осунувшийся и измученный профессор вышел из университета. В руках у него был пробник лекарства, шприц с голубоватой жидкостью.
В городе царили разгром и тишина, и не было видно ни единой живой души. Профессор шагал по пустынным улицам, с испугом косясь на разрушенные дома и на пожарища, на торчащие из стен арбалетные болты и на лужицы крови. Что-то ужасное произошло в Мондивилле за те два дня, пока он работал в лаборатории!
Профессор уже дошёл до квартала, где был его дом, когда навстречу ему выскочила кудрявая собака и, уставившись на него, звонко залаяла и завиляла хвостом. Было в её морде что-то знакомое, но профессор не мог сообразить, что именно, пока не увидел на шее у пса лиловый галстук.