Тоже мне новость! Еще бы ему не отзываться обо мне хорошо, гы-гы!
– Он и сам неплохо владеет финикийским языком, а еще лучше им владеет его наложница-бастулонка, которую он приобрел тайком от жены и прячет от нее на руднике, хе-хе! Я попрошу его поучить тебя финикийскому, а ты учись старательно – но смотри, только финикийскому языку, а не финикийским забавам с его бастулонкой, хе-хе!
Тут уж рассмеялась и «почтенная», хотя самообольщаться по поводу ее настроя было бы, пожалуй, очень сильно преждевременно. Уж очень круто она наехала на меня с утра, когда нас заложила ей эта гнусная сволочь!
– Хррррррррр! – прохрипела эта сволочь несколько позже, когда мои пальцы сомкнулись на ее тщедушной шейке. Я чуток ослабил хватку, поскольку не решил еще, что с ней сделать – просто придушить, сломать шею или утопить в очке сортира. Как вообще посмела, мразь, на глаза мне попасться после такого!
– Если ты убьешь меня или искалечишь – тебя оштрафуют на мою цену, а она для тебя немаленькая!
– Ты веришь в то, что я боюсь этого?
– Вижу, что не боишься. Но что ты выиграешь от этого? Любой из слуг на моем месте донес бы на тебя госпоже, а расправа за донос не приблизит тебя к твоей цели.
– Зато ты даже не представляешь себе, какое она доставит мне удовольствие!
– Представляю! Но удовольствие я могу доставить тебе и иным способом!
– И не боишься быть затраханной насмерть, как ты того и заслуживаешь? Например, зазубренным колом в задницу или черепком от разбитой амфоры – куда положено, гы-гы!
– Я надеюсь все же, что к вечеру твой гнев поутихнет. А я позабочусь о том, чтобы он утих окончательно – более традиционным способом. Я слыхала, что ты не любитель извращений. Пойми, я служу госпоже и обязана была донести, но сама ничего против тебя не имею! Если бы кто-то узнал, что я видела и не донесла…
– Ладно, – я убрал руки с ее шеи. – Пожалуй, убивать тебя и впрямь не за что. Уйди с глаз!
– Так мне вечером приходить?
– Ты что, на самом деле собираешься? – Эта девятнадцатилетняя стукачка была недурна, и вздрючить ее за донос в буквальном смысле – не самая дурацкая идея.
– Удовольствие я тебе задолжала… так решила госпожа Велия, кстати.
– Так кому ты служишь – матери или дочери?
– Какая разница? Дочь госпожи – тоже госпожа. Мать главнее, но и приказ ее дочери имеет силу, если не противоречит приказам матери.
– И ее мать не против?
– А я ее и не спрашивала. Я же сказала, что ничего против тебя не имею. Разве недостаточно приказа молодой госпожи? Зачем беспокоить старшую госпожу пустяками, если этим я не предаю ее?
– Хорошо, приходи вечером. Но сейчас – уйди с глаз!
Наверное, так бы я и скоротал этот день за биением баклуш и размышлениями о некотором своеобразии взглядов на жизнь непростых турдетанских рабовладельцев. То ли дело простые – вроде меня. Но судьбе не было угодно позволить мне расслабиться.
– На стены! Все на стены!
«Все» – это, конечно, не «досточтимый» с его домочадцами. В данном случае «все» – это мы, грубые мужланы, неотесанные варвары, бродяги-наемники. Короче – солдатня. Не могу сказать, чтобы эта команда нравилась мне так, как команды «Отбой!» и «Разойдись!» в «непобедимой и легендарной», но, по крайней мере, смысла в ней больше, чем просто развлекать начальство игрой в солдатики, то бишь выбивать из плаца пыль, топоча строевым шагом. Раздражает маразм, но разве ж мы против настоящего дела?
– Мятежники! Римляне! – Так, а вот это уже интересно! У кого-то уже ум за разум от страха зашел? Так кто там все-таки на самом деле, мятежники или римляне?
Взбежав на стену и оценив обстановку с ее высоты, мы убедились, что с ума никто не сошел – внизу в наличии действительно имелись и те, и другие, и между обеими сторонами назревала нешуточная драка. Но мы-то тут при чем? Мы ведь, кажется, не вмешиваемся в большую политику? Или мои сведения устарели?
– У римлян не будет повода входить в город, если мы продемонстрируем им способность и готовность защитить его от мятежников, – разжевал Тордул для некоторых особо тупых вроде меня. – А зачем нам римляне в городе?
Приятно все-таки, когда начальство не держит тебя за дурака, не включает перед тобой клоуна, а объясняет четко и недвусмысленно, что ему от тебя нужно. Надо продемонстрировать – продемонстрируем в лучшем виде!
– Барра! – рычали легионеры, надвигаясь сплошной стеной своего хваленого строя на восставших турдетан Кулхаса.