Ещё не доезжая до Илипы, мы наткнулись на поле боя. Мля, ну и мясорубка тут была! Трупы уже начали мародёрить, но до многих ещё не добрались, и среди убитых лузитан можно было увидеть немало и сражённых ими в бою легионеров, не говоря уже о союзниках италийцах. И снова мне припомнилась Юлькина выжимка из Тита Ливия:
– Прикинь, Хренио, официально заявленные потери римлян в этом сражении – семьдесят с чем-то человек. Недурно мухлюют?
– Бессовестно! Я уже насчитал раза в три больше, а всё поле – вон какое, мы и четверти не объехали. Кто так нагло врёт?
– Тит Ливий. Точнее – те, у кого он переписал.
– Странно. Юля вроде говорила как-то, что он близок к объективным оценкам.
– Ну, насколько я могу судить по его «Войне с Ганнибалом», то да – и римских ошибок не скрывает, и случаев сомнительной правоты – тоже.
– Но тогда он не должен бы врать. И как тогда увязать это с тем, что мы видим? Ты ведь, Макс, видишь то же, что и я? Сколько, кстати, убитых лузитан заявлено?
– Точной цифири не помню, но больше десяти тысяч.
– Так, так! – испанец окинул взглядом всё поле и прикинул. – Может, и не втрое завысили, но вдвое – уж точно. Но это – ладно, это – противник…
– Пиши поболе, чего их жалеть, этих басурман, как говаривал в своё время один наш фельдмаршал и граф.
– Вот именно. Тут ради государственного престижа могут на слово поверить. А как можно свои потери занизить, за которые отчитываться приходится?
– А это смотря как их считать. Можно посчитать всех вместе, а можно – только римских граждан. Спросят ведь в Риме только о них.
– Но я ведь одних только легионеров вижу не одну сотню!
– Правильно, и я тоже. Но в римских легионах служат и латиняне без римского гражданства, а прочие италийцы – и вовсе не в легионах, а во вспомогательных войсках. Вот ту же Заму взять, где Сципион и самого Ганнибала отметелил. Карфагенские потери оцениваются в двадцать тысяч убитыми и десять пленными. А римские – ну, официально заявленные – в две тысячи убитых. Ты веришь этой цифре?
– Однозначно нет. Что-то тут не так.
– Правильно, на самом деле Сципион-то потерял гораздо больше, но посчитаны только римские граждане, без союзников. Вот, такая же примерно хрень, наверное, и тут.
Пока разоблачали – по-русски, конечно – римский мухлёж с боевыми потерями, проехали поле и увидели строящийся римский лагерь. Римляне на своих лагерях сдвинуты по фазе. Если хотя бы на одну ночёвку останавливаются – строят и свой лагерь. Не такой капитальный, конечно, как мы возле Кордубы видели, времянку, но со всеми основными хотя бы признаками лагеря – хоть каким-то рвом, хоть каким-то валом и на нём даже хоть каким-то частоколом, колья для которого римские легионеры вместе со своей собственной поклажей на марше таскают. Вот и сейчас они такой же примерно затеяли – и ров с валом небольшие, и колья – как раз вот эти переносные.
Сопровождавший нас римлянин назвал привратному караулу пароль, и нас всех впустили внутрь лагеря. А внутри него – ну, все римские лагеря, кроме совсем уж мелких, по единому установленному плану строятся, так что кто побывал в каком-то одном из них, тот видел их все. Удобно – не нужно искать, где что находится. Ну, не факт, конечно, что в лагере и сам пропретор, он же у них аж целый император, то бишь человек, наделённый империумом – ну уж очень большой начальник, короче. А большое начальство – оно ведь такое, распущенное, хрен когда доложится подчинённым, куда слинять намылилось. Но нам повезло – Сципион Назика оказался в лагере и даже там, где ему полагалось быть, то бишь в претории. Более того, он как раз к нашему приходу – ну, почти, нам минут десять только и ждать пришлось – распустил совещание и принял нас.
Ну, мужик как мужик, римлянин как римлянин, патриций как патриций – все они там в принципе одинаковы, и если бы не особые патронажно-клиентские связи между Сципионами и испанцами – не было бы особой разницы. Неудачным моментом было то, что повоевали мы вдали от основной мясорубки, и в деле Назика нас не видел. Я-то ведь, планируя своё участие в этой заварухе, рассчитывал в лучшем виде перед пропретором отметиться, да судьба иначе распорядилась. Хотя, уж мне-то грех жаловаться – рядом с наместником-императором вдруг оказался и его квестор, точнее – уже проквестор. Марк Корнелий Руфин, сменщик и приятель моего фиктивного римского хозяина Гнея Марция Септима, помогавший нам в обтяпывании нашего негласного договора, и уже в силу этого не совсем уж чужой дядя! Проквестор тоже узнал меня, сперва прихренел слегка от моего диковатого воинственного прикида, потом заценил юмор ситуёвины и прикололся.